Сергей  БЕЛОВ

                            М  А  М  У  Л  Я

    ( Я  Б  Л  О  Ч  К  О     О  Т     Я  Б  Л  О  Н  И …)

(Комедия-фарс в двух действиях. Антракт по усмотрению

                            постановщика).

 

   ДЕЙСТВУЮЩИЕ   ЛИЦА:

СЕМЕНЫЧ

ЖЕНЯ (ЕВГЕНИЙ)

НИНА

ОТЕЦ

МАТЬ

ЭЛЕОНОРА

                 

 

                    (Скромная ,но уютная квартира из двух комнат.

                   Из ванной доносится шум воды .Тут НИНА, она

                   деловито листает  бумаги. Звонит телефон).

 

     НИНА(взяла трубку.) Да? (Обрадовалась). Ой, Димка! Привет, братишка! Ну и как служится? Медаль на днях получил?  Молоде - ец!  Настоящий солдат! А я только вчера вернулась…  Нет, не у мамы была, не в тюрьме, нет. В командировке. А мамуле нашей еще целый год там сидеть. (Вздыхает). Да - а… Как я сама-то? Ну… (Оглянувшись на дверь ванной, вполголоса). В общем, я сейчас  с человеком одним живу. Зовут Женя. Евгений Борисович. Что?  Ему – про маму?.. Да ты что, Димка! Ни-ни-ни! Ни слова! По крайней мере, пока. Представляешь, Женечка весь такой положительный, и если узнает, что мамуля моя в тюрьме  – все, тут же со мной порвет!

 

                                  (Звонок в дверь).

 

Ой, извини, пришел кто-то! Ладно, пока, целую, братик!

 

                         (Опять звонок. НИНА вышла за дверь. Из ванной поя-

                         вился распаренный ЖЕНЯ. Присел, блаженно отдувается.

                         Наконец вернулась НИНА).

 

     ЖЕНЯ.  Что, Нинуль, приходил кто-то?

     НИНА.  Милиция. Участковый.

     ЖЕНЯ.  Милиция? Не за нами, надеюсь?

     НИНА.  К счастью. Говорит, две каких-то мошенницы                                                                                                                                           объявились у нас в районе.

     ЖЕНЯ.  Как, еще две? Гм! Итого – с нами – четыре жулика.

     НИНА (смеется).  Юморист… Участковый говорит, стариков они обирают. Представляются  сотрудницами собеса – и грабят.

     ЖЕНЯ.  Сволочи!

     НИНА.  Вот участковый и опрашивает всех подряд -  кто, может, видел что?

     ЖЕНЯ.  Ну, жулье!.. Слушай, может в кино вечерком? Или в театр.

Как ты на это смотришь?

 

                              (НИНА не отвечает).

 

Ну, чего молчишь? 

     НИНА.  В театр? С тобою?.. Ну и в каком, интересно, качестве?

 

                                       (Пауза).

 

     ЖЕНЯ (мягко).  Ну Нинуля… Ну ты же знаешь, что я уже дважды имел семью, что у меня куча детей, алименты и прочее… Ну и что, опять головой в семейный омут?

     НИНА.  Да я-то все понимаю… А ты? Ты-то представляешь хоть мое положение? Да о том, что мы с тобою живем вместе уже полгода, знают,

по--моему, уже все. Ну и как прикажешь дальше смотреть мне людям в глаза?

     ЖЕНЯ.  А что? Многие так живут. В этом…гражданском браке.

     НИНА.  Женя… давай уж начистоту… Ты замечательный человек. И я б могла так, как есть, не расписанной, жить с тобой еще много-много лет. Если…если б мне было восемнадцать. Но мне ведь... А поэтому извини, но я хочу хоть какой-то определенности в наших с тобой отношениях…

(Небольшая пауза. С беспокойством). Ты обиделся?

     ЖЕНЯ.  Да нет…  По-своему ты, конечно, права.

 

                                      (Пауза).

 

     НИНА.  О чем ты думаешь?

     ЖЕНЯ.  Да вспомнил мудрость одну старинную...

     НИНА.  Какую?

     ЖЕНЯ.  Хочешь  узнать, какой станет твоя жена - погляди на ее мать.

     НИНА.  Ерунда!

     ЖЕНЯ.  А я верю. Кстати, и другая, схожая есть поговорка – что яблочко, мол, от яблони недалеко падает. Ну и…короче… Я хочу познакомиться с твоей мамой.

     НИНА.  Ты? С моей мамой?..

     ЖЕНЯ.  Да. Ты же так и не рассказывала о ней. Ни о матери, ни о своем отце. Я даже не видел их фото. Ну и… если мамочка твоя мне приглянется… (Целует ее).  Почему бы и нет?

     НИНА.  Но… родители мои живут далеко… Это культурные люди… Они…

     ЖЕНЯ.  То есть как далеко? Ты говорила, до твоего городка лишь одну ночь на поезде. Так что давай-ка завтра и нагрянем туда с визитом.

     НИНА (поспешно).  Не стоит.

     ЖЕНЯ.  Почему?

     НИНА.  Видишь ли… мама… не очень себя чувствует. Приболела.

     ЖЕНЯ.  Хорошо, дождемся ее поправки, да и съездим. А пока предлагаю в магазин прогуляться. Взять что-нибудь пожевать.

     НИНА.  Слушай, сходи один, а я тут пока с бумагами…

     ЖЕНЯ.  Нет проблем.

     НИНА.  Да оденься теплее. Ты после ванны.

     ЖЕНЯ.  О, уже ловлю интонации моей милой и заботливой тещи.

 

                        (ЖЕНЯ уходит. НИНА сидит в глубокой задумчивости.

                        Наконец ,встряхнувшись, достала записную книжку,листает.

                        Поколебавшись, набрала номер).

 

     НИНА.  Здравствуйте, а Розу Михайловну можно? Что? Под кайфом?

(Изумлена). Под каким?!.. А-а, в Израиль уехала, под Хайфу… Понятно, до свидания…  Так… Добрый день, а я могу  поговорить с Полиной Алексеевной?  Как, и она уже под Хайфой?! Где, где? А-ах, под кайфом? Ясно, хорошо, извините, приятного ей кайфа… Ну и ну-у!.. Но кому же еще-то  позвонить?.. А, вот… Валентина Сергеевна? Здравствуйте! Да вы-то в России хоть? Трезвая? Сла-ава Богу!.. Не узнаете меня? Да это я, Нина. Какая? А помните, за внучатами вашими как-то в скверике присмотрела?  А потом  в кайфе… тьфу ты!.. в кафе с вами телефонами обменялись… Ну, вспомнили? Сла-ава Богу! Да, а я что звоню… У меня ведь просьба к вам, Валентина Сергеевна. У вас нет желания заработать три тысячи рублей? Что от вас надо? Ну…в общем…не могли бы вы на один денек …ну-у, побыть как бы моей мамой? Да нет, ну нарочно, конечно. Притвориться надо… Валентина Сергеевна, ну а зачем же сердиться? Да знаю, в курсе, что вы всю жизнь  не артисткой, а бригадиром на асфальтобетонном заводе…  Ну вот. Трубку бросила. (Вздохнув, листает дальше. Наконец в  отчаянии отшвырнула книжку). Никого! Никого!..

 

                              (Звонок в дверь).

 

Женя, ты? Забыл что-то? (Открывает дверь).

 

                   (Появились СЕМЕНЫЧ  и ЭЛЕОНОРА с объемистыми

                    сумками. СЕМЕНЫЧ – в женском наряде).

 

А вы это к кому?

     ЭЛЕОНОРА (бойко).  Сезонная, дешевая распродажа! Утюги, фильтры, кофеварки!

     НИНА (неуверенно).  Утюги? Да нам, в общем-то, утюжок  нужен… А почем они?

     СЕМЕНЫЧ.  Для тебя, золотая – почти задаром!

     НИНА.  Но я сначала проверю. А то подсунете…

     СЕМЕНЫЧ.  Обижаешь, серебряная! (Достает из  сумки  несколько коробок).  Вот. Вот. Вот. Выбирай!

     НИНА.  Предположим, этот…

     СЕМЕНЫЧ.  Ай, хитрая, самый лучший выбрала! Для себя я хотела оставить, да ладно… Итак, от-кры-ва-ем… Дос-та-ем… Вклю-ча-ем.

     НИНА.  Ну и сколько же просите? (И вдруг  обнаружила  исчезновение Элеоноры. Встревоженно).  Эй, гражданка! Вы где?

     СЕМЕНЫЧ.  Что, уже и водички, да, попить нельзя?

     НИНА (громче).  Да где вы?

     ЭЛЕОНОРА (возникла).  Да тут, тут я…

     НИНА (подозрительно).  Утюгами, значит, торгуем? Ну а документики у вас есть?

     ЭЛЕОНОРА.  Документики?..

     НИНА.  Та-ак. Значит, нету. Ясно, звоню в милицию.

     СЕМЕНЫЧ.  Как?.. Да с чего, позолоченная ты наша?!

     НИНА.  Так это не вы случайно  стариков-то грабите?

     СЕМЕНЫЧ.  Мы? Стариков?

     ЭЛЕОНОРА.  Каких?

     НИНА.  Таких. Стоять! (Нечаянно срывает с Семеныча парик).

     СЕМЕНЫЧ (грубо, отбросив игру).  Чего вцепилась? Пусти, дура!

(С силой толкает ее).

     НИНА (изумленно).  Да вы что… мужчина? (Вглядывается). Ой, и  правда…Здо-орово…Артист прямо. (Элеоноре).  Ну а вы-то хоть женщина? (Дергает и ее за волосы, та взвизгивает).

     СЕМЕНЫЧ (поспешно).  Ничего не помнит. Со вчерашнего бодуна.

Ни фамилии своей, ни пола, ни возраста.

     НИНА (задумчиво,  Семенычу).  Слушайте… а вы не хотите три тысячи рублей заработать? За один день.

     СЕМЕНЫЧ.  За один день? И как же?

     НИНА.  Как? (Снова внимательно его оглядела). Ну, скажем…

(Решившись).  Вы могли бы сыграть мою мать?

     СЕМЕНЫЧ (удивлен).  Кого-кого?

     НИНА.  Мою мать. Перед одним человеком.

     СЕМЕНЫЧ.  Родную мать? Гм! Это за три-то штуки?

     ЭЛЕОНОРА.  А давайте я за две вам сыграю.

     СЕМЕНЫЧ.  Сгинь, бездарность! Актрисулька дешевая. Не видишь? -  мне контракт предлагают.

     ЭЛЕОНОРА.  Да ну какая из тебя мать-то? Окстись. Обматерите меня,  де… то есть, уматерите меня, девушка!

     НИНА (с сомнением).  Вас? Да молоды вы еще…

     ЭЛЕОНОРА.  Я?!

     НИНА.  Да. Для моей матери. (Семенычу). А вот вы… вы б могли бы и  подойти.

     СЕМЕНЫЧ (прочувствованно).  Дочь моя! (Целует ее в лоб). Мать  знала, знала, что ты ее не предашь! И неужели, доча, ты пожалеешь для  старой, больной и любящей матери  каких-то паршивых четыре штуки?

     НИНА.  Три. Три…мамуля.

     СЕМЕНЫЧ.  Что делать? (Со слезой). Грабь, грабь родную мать!

     НИНА.  Да, а к чему этот маскарад? Зачем одеваться женщиной ,чтобы продавать утюги?

     СЕМЕНЫЧ.  Понимаешь, дочурка…Ну, во-первых, дам в дом  легче  пускают. А во-вторых, если что, не дай Бог, то легавые  кинутся двух бабенок  искать. А на слепого мужика с провожатой (сняв парик, изобразил походку слепого) никто и внимания не обратит.

     НИНА.  Понятно.

     СЕМЕНЫЧ.  Но ближе к делу. Ну и кого же обуть-то надо, родная, что я твоя ненаглядная мамочка?

     НИНА.  Человека, с которым я живу.

     СЕМЕНЫЧ.  А!

     НИНА.  И постарайтесь ему понравиться.

     СЕМЕНЫЧ.  Замуж мечтаем? Ясненько. Ну что же… Налоговым инспектором я уже как-то был,  доверенным лицом президента тоже. Бывал и гаишником, и чекистом, и  безногим калекой, и даже ветераном вьетнамской войны на Голанских высотах. А вот тещей…

     НИНА.  Ладно, Женя скоро вернется, а потому давайте-ка  встретимся где-нибудь вечерком, да я вам все-все-все растолкую. Да, не идет еще? (Направилась к окну).

     ЭЛЕОНОРА (вполголоса).   Да не забудь под финиш  по ящикам стола, да по карманам пошарить.

     СЕМЕНЫЧ.  Нет, ну это святое. Ну а сверх того, дорогая Элечка, у меня возник обалденный план.

     ЭЛЕОНОРА.  План? Какой?

     НИНА (встревоженно).  Кажется, он! В подъезд зашел. (Семенычу). Так, встречаемся в шесть вечера в кафе, что напротив. А теперь по лесенке и наверх! Второй этаж, может застукать. Наверх! Быстро!!

 

                (СЕМЕНЫЧ  и ЭЛЕОНОРА быстро уходят).

 

Так он все-таки? Или нет?..

 

                     (Ворвался СЕМЕНЫЧ).

 

     СЕМЕНЫЧ.  Сумки!

 

                 (Суетливо, мешая друг другу, засовывают утюг и коробки

                 в сумки. Наконец СЕМЕНЫЧ спешит к двери.

                            Появился ЖЕНЯ).

 

     ЖЕНЯ.  Нинуля, а почему у нас дверь открыта?

 

                                  (Пауза).

 

     НИНА(не вполне естественно).  Женя!.. А ты знаешь, кто к нам приехал?

     ЖЕНЯ.  Н-не имею, так сказать, чести…

     НИНА.  Мо…моя мама!

     ЖЕНЯ.  Оч…чень приятно. А мы с Ниночкой только-только о вас 

вспоминали…э-э-э…

     СЕМЕНЫЧ.  Во, язык от радости проглотила. Мать-то не забыла еще, как кличут?

     НИНА.  Га…Галина Ивановна.

     СЕМЕНЫЧ.  Гляди-ка. Помнит.

     НИНА.  Ну а как же…мама.

     СЕМЕНЫЧ.  «Как же!» Ну а дружка твоего кто, Айвазовский представлять будет?

     ЖЕНЯ.  Виноват. Евгений Борисович.

     СЕМЕНЫЧ.  Гм! А у Ниночки определенно есть вкус… Есть. В меня  малышка. Местами. Остальным в папу. Ну а отца-то хоть как зовут, помнишь, дуреха?

     НИНА.  А это… Василий Петрович.

     СЕМЕНЫЧ.  Гляди-ка, и это помнит!

     НИНА.  А как же, мама. И городок я наш Зареченск каждый день вспоминаю, и тебя, и папу, и брата Диму, который в армии.

     СЕМЕНЫЧ.  Да? Ну тогда живи. А то уж, думаю, если Нинка  родню  позабыла в этом своем областном центре, то возьму ее, тварь такую, да и удавлю нафиг  материнскими, любящими руками. Шутка.

     ЖЕНЯ.  Да, а как ваше здоровьечко?

     СЕМЕНЫЧ.  Здоровьечко?..

     НИНА.  А, да, я сказала Жене, что ты приболела. Но теперь все в порядке.

     СЕМЕНЫЧ.  Абсолютно. Лишь увидала эту заср… засоню – и сразу же все, как рукой сняло.

     НИНА (Жене).  А почему ты так быстро вернулся? И не купил ничего.         ЖЕНЯ.  Да подхожу я к нашему универсаму – раз, санитарный день. Топаю в другой магазин – бац! Деньги оставил дома! Вот не везет! (Смеется). Да, а это не ваши сумочки, Галина Ивановна?

     СЕМЕНЫЧ (после паузы).  Ну.

     ЖЕНЯ.  Грибков, поди, варенья, да соленья привезли доченьке?

     СЕМЕНЫЧ.  Ну.

     ЖЕНЯ.  Замечательно.  И куда это – на кухню сразу?

     НИНА.  Ну.

     ЖЕНЯ.  Ух, ты, грибочки-то у нас какие увестистые! (Заглянул в сумку).

Но что это? Да тут же коробки у вас, Галина Ивановна!

     СЕМЕНЫЧ.  Где, какие?..  Фу-ты, Господи! Чужие сумки взяла!

     НИНА.  Где, в поезде?

     СЕМЕНЫЧ.  Ну!  Мужик поддатый рядом катил – вот, видимо, по

пьяни случайно и подменил. Да и я хороша: летела к дочке, разинув варежку - ну и… Но что это? (Разглядывает коробки). Ишь, утюги нарисованы. А это что?

     ЖЕНЯ.  Водяные фильтры. А это кофеварки. Какой-то, вероятно, мелкий торговец.

     НИНА.  Ну а теперь, Жень, может, сходишь-таки  в магазин? Угостим  мамочку.

     СЕМЕНЫЧ.  Не  пущу! Нам с Женечкой потолковать надобно. Как же -  столько не виделись!

     ЖЕНЯ.  Смешно.

     НИНА.  Потолковать? Вам? О чем?

     СЕМЕНЫЧ.  О чем! Да о тебе, тебе, дурочка, о чем же еще-то, прости,

Господи!

     ЖЕНЯ.  Слушай, золотце, а ты не заварганишь нам с Галиной Ивановной  кофейку? А мы пока пообщаемся, познакомимся, так сказать, поближе.

     НИНА.  Ну… если хочешь… Мамуль, если что, то я – рядом. Подскажу, напомню…

     СЕМЕНЫЧ (с умилением).  Прелесть, прелесть! И это чудо я когда-то кормила своею грудью!

 

                                (НИНА вышла).

 

Ваша квартира?

     ЖЕНЯ.  Нет, снимаем.

     СЕМЕНЫЧ.  Уютное гнездышко.

     ЖЕНЯ.  Это Нина все.

     СЕМЕНЫЧ.  В меня. С детства была чистюлей. Завсегда у нее в уголке,  помню, все убрано, все блестит… И куколки ее постоянно одеты, умыты, накормлены.

     ЖЕНЯ.  Накормлены? Куколки?..

     СЕМЕНЫЧ.  По крайней мере, от голода ни одна не подохла.

     ЖЕНЯ.  Смешно.

     СЕМЕНЫЧ.  Ну и где же вы, Женя, трудитесь?

     ЖЕНЯ.  А, так…Небольшая фирма. Остекленяем балконы, лоджии… Укрепляем двери, ставим новые... Окна опять же вставляем,  замки врезаем.

Ну и так далее в том же духе.

     СЕМЕНЫЧ.  Нина-то вроде не с вами?

     ЖЕНЯ.  Нет, она в другой конторе. Бухгалтер.

     СЕМЕНЫЧ.  А у себя вы, небось, начальник?

     ЖЕНЯ.  Заместитель.

     СЕМЕНЫЧ.  Короче, на хлеб хватает?

     ЖЕНЯ.  И даже с маслицем.

     СЕМЕНЫЧ.  И чудненько. Ну а вот нам, старикам, просто беда…

     ЖЕНЯ.  Понимаю. Пенсии-то нынче какие…

     СЕМЕНЫЧ.  Да если бы только это… А то ведь… здоровье, Женя!..

     ЖЕНЯ.  Ну да, да…

     СЕМЕНЫЧ (помолчав).  Не знаю… стоит ли говорить вам об этом?

     ЖЕНЯ.  Мне? О чем?

     СЕМЕНЫЧ.  О чем? (Оглянулся на дверь кухни). Я могу быть вполне откровенной?

     ЖЕНЯ.  А как же.

     СЕМЕНЫЧ.  Но только чтобы Ниночке об этом – ни-ни-ни!

     ЖЕНЯ.  Понял.

     СЕМЕНЫЧ.  Так вот. (Опять оглянулся на кухню). Ищу срочно деньги. Васе. На операцию.

     ЖЕНЯ.  Так вот оно что…

     СЕМЕНЫЧ.  От дочурки скрываю. Зачем тревожить девочку   раньше  времени?

     ЖЕНЯ.  А что у него?

     СЕМЕНЫЧ (неопределенно).  Да там… (Показал на живот). И нужна операция. Срочно. Иначе…(Всхлипнув, достал платок, трет глаза).

     ЖЕНЯ.  Поня-атно… Ну… и… сколько ж на это надо?

     СЕМЕНЫЧ.  Пять тысяч (не сразу) евриков.

 

                             (ЖЕНЯ присвистнул).

 

Ну а теперь-то понятно, Женечка, зачем я сюда примчалась?

     ЖЕНЯ.  Ну… в общем…

     СЕМЕНЫЧ.  Да. Да. Случайно узнала я, что дочь не одна сейчас, ну и… решила (всхлипнул) … а ну как приятель ее  как-то нам поможет?

 

                                  (Молчание).

 

Нет, ну лично у вас-то, Женечка, таких деньжищ, вероятно, нет. Но имеется, полагаю, круг каких-то друзей, знакомых…

     ЖЕНЯ (с сомнением).  Прямо не знаю… Я в общем-то сам лишь четвертый год, как из поселка нашего сюда перебрался… Так что…

     СЕМЕНЫЧ.  О, Господи! Женечка! Ну придумайте что-нибудь!..

Разумеется, деньги мы вам вернем. Частями. Ну хотите, напишу вам расписку? Могу кровью. Шутка. Черная. Да и какой, подумайте, интерес  мне вас обманывать? Так сказать, без пяти минут зятя… Ну почему вы молчите, Женечка?

     ЖЕНЯ (задумчиво). Соображаю… А знаете, есть у меня тут братан  двоюродный… Работает в одном, очень солидном банке… Разве что ему звякнуть?..

     СЕМЕНЫЧ.  Женечка! Вы – ангел! Вы Чип и Дэйл, Женя!

     ЖЕНЯ (звонит).  Геннадий? Привет, генацвале, это я, Женька. Ну, как дела, партгеноссе? Много зелени  засолил у себя в банке? Стеклянной… Ясненько. Слушай, Геныч, теперь серьезно. Хочу занять деньги. Срочно. На операцию. Ну… одному человеку. Сколько? Пять тысяч евро… Да, согласен, сумма немалая, но речь идет буквально о жизни и смерти… Что? Разумеется. Абсолютно надежные люди. Да, ты ведь как-то  видел мою Нину? Ну, я вас знакомил. На улице… Так вот это на операцию ее папы.

Да-да, срочно. Очень

     СЕМЕНЫЧ.  Сейчас бы.

     ЖЕНЯ.  Желательно  сейчас прямо… Что? Нет такой налички? Ну

Геныч! Умоляю! Подумай! Повторяю, речь идет о жизни и смерти!..

Что? Отложили жене на машину? Дома, в сейфе?.. Генацвале, лечу!

А заодно и с Галиной Ивановной тебя познакомлю. Ну, мамой Нины.

(Семенычу).  Вперед! Бежим, пока Генка не передумал.

 

                              (Появилась НИНА).

 

     НИНА.  Кофе готово.

     ЖЕНЯ.  Ниночка, потом, убегаем.

     НИНА.  Куда?!

     СЕМЕНЫЧ.  К девочкам!

     НИНА.  Ну и шутки у тебя… мамуля!

    

                        (Они торопливо уходят. НИНА следит в окно).

 

     НИНА.  И куда черт их понес?.. О, машину ловят… Вторую…

Помчались… Но куда, куда?! Ох, и связалась же я, дурочка, с этим жуликом!

 

                         (В дверях появились ОТЕЦ и МАТЬ).

 

      МАТЬ.  Открыто… Тут! (Отцу). А ты – выше, выше… Зря только наверх тащились… Ну, здравствуй, доченька!

     ОТЕЦ (весело).  Чава, какава!

     НИНА (потрясена).  Тебя…выпустили?

     ОТЕЦ.  Нет, сбежала! Ха-ха-ха!

     МАТЬ.  Амнистия. Президент подписал.

     ОТЕЦ.  Не-а, не рада, что мать вернулась.

     НИНА.  Ну что вы! Я рада, рада. (Целует их. Матери).  Хорошо выглядишь.

     ОТЕЦ.  Ну так еще бы. Диета, прогулки на свежем воздухе, режимчик, рабо…

     НИНА.  Папа!

     МАТЬ.  А мы домой вот, а по пути к тебе завернуть решили.

     НИНА.  Да, Димка звонил недавно.

     ОТЕЦ.  Денег клянчил, поди, щенок, мамкин сын?

     НИНА.  Нет. Говорит, медаль ему на днях дали.

     ОТЕЦ.  Меда-аль? Ну орел! Весь в отца!

     МАТЬ.  Как он там? Не болеет? Чем кормят?

     НИНА.  Уверяет, что все в порядке. Да вы присаживайтесь. Что ж ты не позвонил, что маму освободили?

     ОТЕЦ.  Звонил я сюда. Трубку не брали.

     НИНА.  А, да, я в командировке была. А Женя, видимо, допоздна корпел на работе.

     ОТЕЦ.  Это о нем ты как-то по телефону мне намекала?

     НИНА.  Да.

     МАТЬ.  И где он?

     НИНА.  Придет скоро.

     ОТЕЦ.  Ну и славненько. Вот и хрюкнем. (Потирает руки).Так сказать, за все сразу.

     МАТЬ.  Все бы хрюкал…орел.

     ОТЕЦ.  Спокуха .Во всяком случае, до родного гнезда  пока еще сам всегда доползал.

     НИНА.  Не до хрюканья сейчас, папа.

     ОТЕЦ.  Что?

     НИНА.  Не до этого, говорю.

     МАТЬ.  Не поняла?

     НИНА (волнуясь).  Мама… папа… что я хочу сказать…

     ОТЕЦ.  Ну?

     НИНА.  В общем… Женя вернется скоро, но не один.  А с женщи…

То есть нет, с мужчиной. А тот… тот одетый женщиной…

     МАТЬ.  Голубой, что ли?

     НИНА.  Нет. Просто… просто упросила я его представиться перед Женей…

     МАТЬ.  Господи! Помереть, что ли?

     НИНА.  Да нет же. Представиться. Ну, в том смысле, чтобы он притворился…

     ОТЕЦ.  Притворился?..  И кем же?

     НИНА.  Кем?

     ОТЕЦ.  Да.

     НИНА.  Мо… моей мамой.

     ОТЕЦ и МАТЬ (ошеломленно).  Ке-ем?..

     НИНА (в отчаянии).  А что, что, по-вашему, я могла?! Женя с утра на меня как насел – так, мол, и так. Желаю, мол, маму твою увидеть. Ну а где я тебя  возьму, если ты в тюрьме? А он – хочу видеть ее, и точка! Ну, и… и… (тихо)  увидел…

     МАТЬ.  Та-ак…

 

                                   (Пауза).

 

     НИНА.  А сейчас… вы не могли бы пойти в какую-нибудь гостиницу?

Пожалуйста. Разумеется, я за все заплачу. А вечерком я к вам загляну, пообщаемся…  

     МАТЬ (негромко).  Ну, спасибо!

     ОТЕЦ.  Ну а правду?  Правду-то сказать нельзя было?

     НИНА (кричит).  Какую?! Какую правду?! Что мама в тюряге парится 

из-за кобеля-папы, который не пропускает ни одной юбки? Это? Это я должна была ему сообщить?!..

 

                                  (Пауза).

 

     МАТЬ.  Выходит, елы-палы, от родной матери отказалась?

     НИНА.  Да ну при чем тут это?

     МАТЬ.  Перед каким-то сожителем за мать стыдно стало?

     НИНА.  Мама!

     МАТЬ.  Какая мама? У тебя другая теперь мама.

     ОТЕЦ.  В штанишках. То есть уже без них.

          НИНА (в отчаянии).  Ну что, что мне было делать-то, мама?!

     ОТЕЦ.  Да правду сказать! Если не тогда, так хоть сейчас-то признайся.

     НИНА (глухо).  Поздно.

     МАТЬ.  Почему?

     НИНА.  Вы просто Женю еще не знаете. Он терпеть не может обмана.

     ОТЕЦ.  Прокурор, что ли?

     НИНА.  Да нет. Простой работяга. Но как узнает, что я его одурачила – все! Тут же уйдет.

     ОТЕЦ.  Ну уж.

     НИНА.  Да! Он и с женами-то своими двумя развелся  из-за их обманов.

И хоть бы что-то серьезное было…  А то ведь так, из-за какой-то обычной житейской мелочи. Обдурили, попались – все!

     МАТЬ.  Ну я не знаю… А по-моему, если человек любит, он все простит.

Ведь я же этого жеребца простила. И, кстати, не в первый раз.

 

                 (ОТЕЦ виновато и признательно чмокнул ее в щеку).

 

Вот и Женя, думаю, твой простит. Да было б за что, еллы-палы…

     НИНА.  Нет, мам. Женя – это особый случай.

     МАТЬ (помолчав).  Ну что же… Особый, значит, особый… Да, но нам и впрямь уж пора.

     НИНА.  Устроитесь в гостинице – тут же мне позвоните.    

МАТЬ (тяжело).  Нет.Звонить мы тебе не будем. Мы прямо на вокзал сейчас, и домой. (Отцу).  Идем.

     НИНА.  Но…мама…

     МАТЬ.  Прощай. (Отцу).  Пошли.

     НИНА (заплакала).  Погоди, постой… мама… Да пойми… Мне уже ведь  тридцать седьмой! Почти сорок лет!.. И неужели  не ясно, что я хочу наконец семью? Да вы и сами с папой так хотели всегда внучат!.. Да ведь это, быть может, мой самый последний шанс! И я думала, я надеялась, что

вы-то, вы-то… самые близкие мои люди, мне хоть как-то поможете, а вы… вы… Ну еллы-палы! (Рыдает).

 

           (Пауза. Наконец МАТЬ  подошла, гладит, целует Нину).

 

     МАТЬ.  Ну будет, будет… Ладно, поступай, Нина, как знаешь. Жизнь твоя – тебе и решать, как жить… А внучат, разумеется, мы хотим… Короче, как в гостиницу мы устроимся – я тут же тебе позвоню.

     НИНА.  Мамочка… Папа… Ведь вы же знаете, как я вас люблю…

     МАТЬ.  Знаем… Знаем, девочка ты наша несчастная…

     НИНА (вытирая слезы).  Ладно, все, а теперь ступайте…

 

                        (Кто-то подошел к входной двери, слышны голоса).

 

(В ужасе).  Они! Вернулись! О, Господи! Мама, ты… ты – первая моя учительница! Сюда – за учебниками. Ясно? (Почти кричит). Ясно, мама?!

     МАТЬ.  Да…

 

                           (Появились СЕМЕНЫЧ  и  ЖЕНЯ).

 

     НИНА (радостно).  Мама! Папа приехал!

     СЕМЕНЫЧ (ошеломлен).  Что?..

     НИНА.  Вот! Папа! Представляешь, ревнует тебя!

     СЕМЕНЫЧ.  Да-а?

     НИНА.  Ну! И тут же, как Отелло, за тобою следом!

     СЕМЕНЫЧ.  Ах, он како-ой…

     НИНА.  Ну что, видишь, папуль, ни с кем мама тут без тебя не шляется.

Вот, с Женечкой лишь моим  и ходила проветриться, да город глянуть.

     ОТЕЦ.  И правда… А я-то думал…

     НИНА.  Ну а это кто – узнаешь, мама?

     СЕМЕНЫЧ.  Н-не совсем.

     НИНА.  Учительница первая моя. Мария Игнатьевна.

     СЕМЕНЫЧ.  Ма…?

     НИНА.  Мария Игнатьевна.

     СЕМЕНЫЧ.  А-а… Как же, как же… Вот такой помню. (Показывает, спохватился). Дочку. А она рядом. Мария Игнатьевна. С беленьким бантиком на всю тыковку. Доченька… Да-да-да, вспоминаю…

     НИНА.  И слава Богу… Вот, в город тоже  сюда приехала .За учебниками.

     СЕМЕНЫЧ.  Мария Игнатьевна! Голубушка!  А ведь я-то, бесстыжая, так и не сказала вам когда-то спасибо за Ниночку. Да дайте ж  хоть теперь-то  вас расцелую! За лошадиный, учительский  труд ваш! (С чувством, смачно целует). Ах, хорошо!  А сейчас конкретно за Ниночку…

     ОТЕЦ.  Хватит!

     СЕМЕНЫЧ (топнув ногой).  За дочку!

     ОТЕЦ.  Достаточно!

     СЕМЕНЫЧ.  Материнский, святой поцелуй!

     ОТЕЦ.  Довольно!

     НИНА.  Ну, папа! И тут ревнует! И к кому? К Марии Игнатьевне!

     СЕМЕНЫЧ.  И кого ведь? Меня! Чистую, как голубь, женщину!

     НИНА.  Ладно, пап, а теперь чмокни мамулю в щечку, и все, мир.

     СЕМЕНЫЧ.  Ой, да не буду я с ним лизаться. Еще чего. Он мне позапрошлой ночью еще надоел.

     ОТЕЦ.  Взаимно!

     НИНА.  Мария Игнатьевна просится у нас заночевать. Ты, Женя, как, не против?

     ЖЕНЯ.  Ну что ты! Конечно, ночуйте, Мария Игнатьевна! Нина, ты помнишь, где у нас раскладушка?

     НИНА.  Да, конечно.

     ЖЕНЯ.  Поставим ее на кухню. А родители твои лягут, пожалуй, тут, на этом диванчике.

     ОТЕЦ.  А я могу на полу?

     ЖЕНЯ.  На полу?..

     ОТЕЦ.  Да. Где-нибудь тут, у входа.

     НИНА.  Папа у нас спартанец. Любит иногда спать на голых досках.

     СЕМЕНЫЧ.  И чтоб полено под голову.

     ЖЕНЯ.  Полено?..

     СЕМЕНЫЧ.  Да.

     ОТЕЦ.  Но…

     СЕМЕНЫЧ.  Васенька, не стесняйся, тут все свои.

     ЖЕНЯ.  Гм… Нет, ну полено, конечно, не обещаю…

     ОТЕЦ.  И не надо, спасибо!

     ЖЕНЯ.  …а вот…

     СЕМЕНЫЧ.  А вот утюжок  бы тогда  под голову  ему в самый кайф.       ЖЕНЯ.  Утюг? Под голову?..

     ОТЕЦ.  Но…

     СЕМЕНЫЧ.  Не стесняйся, ягодка, будь, как дома.

     ЖЕНЯ.  Ну…если так… А теперь… Галина Ивановна, я могу вас на минутку в свой кабинет? (Всем).  Извините, но мы просто не закончили еще нашу беседу. Василий Петрович, вы как, не будете возражать?

     ОТЕЦ.  Нет!

     ЖЕНЯ.  Спасибо.  (Уводит Семеныча в другую комнату). Галина

   Ивановна, присаживайтесь… гм!.. а вы… вы уверены, что Василий Петрович  действительно болен?

     СЕМЕНЫЧ.  Женечка!

     ЖЕНЯ.  Понимаете… мне он показался не то, что здоровым – да просто  цветущим мужчиной. Для своего, разумеется, возраста.

     СЕМЕНЫЧ.  Иначе говоря, вы мне не верите?

     ЖЕНЯ.  Почему, верю. Но…

     СЕМЕНЫЧ.  Ах, Женя, Женя! Да если я вдруг вас и обманываю, то это же, согласитесь, очень быстро откроется.

     ЖЕНЯ.  Извините меня, ради Бога! Видимо, я просто ошибся.

     СЕМЕНЫЧ.  Да ладно…

     ЖЕНЯ.  Да, извините и за ту сцену у Генки. И кто мог предполагать, что у него такая супруга?

     СЕМЕНЫЧ.  О, да-а! Это не моя Ниночка!

     ЖЕНЯ.  Лишь только узнала, что мы занимаем деньги, отложенные ей на машину, такой визг подняла!

     СЕМЕНЫЧ.  Скандалистка!

     ЖЕНЯ.  Ну а что же хоть болит у него?

     СЕМЕНЫЧ.  У Васи-то? А там… почки.

     ЖЕНЯ.  Почки?

     СЕМЕНЫЧ.  Одна. Удалять надо. Срочно.

     ЖЕНЯ.  А как вы об этом узнали?

     СЕМЕНЫЧ.  А это… Объявилась в городке как-то у нас одна

эпидемия. Китайцы вроде бы завезли.

     ЖЕНЯ.  Хм! Я что-то не слышал об этом.

     СЕМЕНЫЧ.  Естественно. Абсолютно закрытая информация. Чтобы не  создавать паники. И понаехали к нам отсюда областные врачи, целая шайка.  Ну, массовый осмотр, то-се… И вдруг самый маститый врач  смотрит - оп! А одна-то у Васи почка… того, значит… Ну, Васеньке-то он, понятно, молчок, тайна,  как-никак, медицинская.  А вот мне и шепнул украдкой, что если  не провести мужу срочную операцию – все!.. (Всхлипнул).  Ах, Женя, Женя! Если б вы знали, какая это будет трагедия для всей нашей семьи – и для меня, и для Ниночки, и для Витеньки!..

     ЖЕНЯ.  Для кого? Для кого, вы сказали?

     СЕМЕНЫЧ.  Для… Витеньки… Ну, сыночка нашего…

     ЖЕНЯ.  Но его же Дима зовут!

     СЕМЕНЫЧ.  Кого?

     ЖЕНЯ.  Да сына вашего! Который в армии!

     СЕМЕНЫЧ.  Да-а?..

     ЖЕНЯ.  Ну! Мне и Нина о нем как-то рассказывала. Да у меня у самого первый пацан – Димка! Вот я и запомнил. И вдруг вы заявляете, что он – Витя! Что же все это значит, Галина Ивановна?

     СЕМЕНЫЧ.  Что это значит?..

     ЖЕНЯ.  Вот именно!

     СЕМЕНЫЧ.  Боже мой, Боже мой… Ну надо же – проболталась!

     ЖЕНЯ.  То есть?

     СЕМЕНЫЧ.  Видите ли, Женя… Витюшка – это мой первенец… Но…          Но ни Нина, ни Дима, ни, Боже упаси, Васенька  даже не слыхали о нем.

     ЖЕНЯ.  То есть, как?

     СЕМЕНЫЧ.  А так вот.  Витюшка… Короче, Витя  появился у меня еще до моего знакомства с Васенькой.

     ЖЕНЯ (шокирован). О-о!

     СЕМЕНЫЧ.  Да… От… от одного чудесного человека…

     ЖЕНЯ.  Незаконный ребенок?

     СЕМЕНЫЧ.  Да! Малютка вырос украдкой в одном уютном, загородном  дурдоме… то есть, детдоме. Потом славное орденоносное Суворовское училище имени Кутузова с золотою медалью, потом… Впрочем, какое для вас это имеет значение?

     ЖЕНЯ.  Поня-атно…

     СЕМЕНЫЧ.  Ах, да что вам понятно, Женечка?  Ведь вы-то, извиняюсь, мужчина. Самец. Где-то, простите, по большому счету животное. Да вам ли  постичь  беззаветную, девичью любовь?

     ЖЕНЯ.  Так-так-та-ак…Так это что же…поди, и у Нины тогда есть где-то 

Витенька свой заветный? Плод, так сказать, беззаветной, девичьей любви.

И даже, не исключаю – не в единственном экземпляре.

     СЕМЕНЫЧ.  Женя!

     ЖЕНЯ.  А что? Если дочка, говорите, вся в мать.

     СЕМЕНЫЧ.  Нет!  Ниночка моя – ангел!

     ЖЕНЯ.  Надеюсь, не падший?

     СЕМЕНЫЧ.  Н-нет!

     ЖЕНЯ.  Вы в этом уверены?

     СЕМЕНЫЧ.  Абсолютно. В этом смысле она – скала!

     ЖЕНЯ.  Как вы?

     СЕМЕНЫЧ.  Как Вася! Да! Вот, вот в кого наша дочь – в отца!  Вот кто у нас в семье  настоящий святой! Камень с головы и до ног! Глыба! Да ни с одной женщиной, помимо меня – ни-ни-ни!

     ЖЕНЯ.  Ну уж.

     СЕМЕНЫЧ.  Клянусь! Попытались как-то бабенки на пари его  соблазнить -  дохлый номер. Уж и так, и так подходили. И губки, бывало, накрасят, и коленку покажут, и прижмутся в углу, как бы случайно – облом.

Стоит, как… как утес, мой Василий, и ресницей не дрогнет! Вот и доченька – вся в него. Говорю же – вторая, вторая в нашей семье скала. Чуток только поменьше первой.

     ЖЕНЯ.  Да? Н-ну ладно, допустим… А теперь, простите, пойду на кухню  курну. А то от всей  информации этой что-то уже мозги набекрень…

 

                             (На кухне ОТЕЦ и МАТЬ).

 

     МАТЬ.  А что, кавалер-то у Нинки, кажись, ничего.

     ОТЕЦ.  Клевый мужик.

     МАТЬ.  Да-а, женились бы поскорей, да внучаток побольше…          (Помолчав).  Значит, говоришь, тосковал без меня?

     ОТЕЦ.  А то.

     МАТЬ.  Что, так один и маялся, без всяких своих подружек?

     ОТЕЦ.  Как перст!

     МАТЬ (недоверчиво).  Это весь год-то? Трепись.

     ОТЕЦ.  Ей-ей, Галчонок! Бабы, бабы живой не видел!

     МАТЬ.  На кладбище ошивался, что ли?

     ОТЕЦ (вздыхает).  Не верит!

     МАТЬ.  Поди, к секретарше своей ненаглядной то и дело в суд мотался, кобелина несчастный?

 

                             (ОТЕЦ сердито фыркнул).

 

Ну и где вы с ней ля-ля-ля весь этот год? На скамье подсудимых?

      ОТЕЦ.  Да далась тебе эта крыса судебная!

     МАТЬ.  Ну так еще бы. Ведь это по ее милости  я год отсидела.

     ОТЕЦ.  А не надо было ее черепком о стену.

     МАТЬ.  Ну а что, целовать ее, если она тебя тогда  чуть у меня не отбила?

     ОТЕЦ.  Ну вот и двинула бы разок. Для порядка. А то ведь…

     МАТЬ (вздыхает).  И верно… Что в тот день на меня накатило – не   понимаю!

     ОТЕЦ.  Да и место нашла, где ее дубасить – прямо в здании горсуда!

     МАТЬ.  А где прикажешь? В здании Государственной Думы? С

помощью Жириновского?

     ОТЕЦ.  Да уж лучше б там. А то… Вот ее коллеги-то из судейских  и  припаяли тебе аж два года.

     МАТЬ.  Ну а из-за кого в конечном-то счете я села, а? Молчишь, гулена?

     ОТЕЦ.  Ладно, замнем-ка это, Галчонок, да и чмокнемся. В знак примирения.

     МАТЬ.  Совсем? Чмокнемся!  А ну как жених сюда завалит? Да что он о нас подумает? Решит еще, что и дочь такая ж.

     ОТЕЦ.  А плевать! Ведь год, год без тебя, Галчонок!

 

                    (ОТЕЦ обнимает и целует Мать. Входит ЖЕНЯ).

 

     ЖЕНЯ (шокирован).  Ой! Простите! (Торопливо выходит).

     МАТЬ.  Ну что, чмо? Дочмокался?!

     ОТЕЦ.  Да кто знал, что он без стука?

     МАТЬ.  Кто знал! А чего ему колотить, если он тут хозяин? Ну пенек, вот балда! И себя, и дочь опозорил. Теперь давай вот мозгуй, как дочь-то нам от отца-кобеля отмазать!..

 

                         (ЖЕНЯ вернулся к Семенычу).

 

     ЖЕНЯ (взволнованно).  Галина Ивановна… а Галина Ивановна…

     СЕМЕНЫЧ.  Да, Женечка?

     ЖЕНЯ.  Ох, не знаю, стоит ли говорить вам об этом…

     СЕМЕНЫЧ.  О чем?

     ЖЕНЯ.  Значит, уверяете, ваш супруг – это скала?

     СЕМЕНЫЧ.  Да. А что?

     ЖЕНЯ.  Ну так вот. Эта хваленая ваша скала…

     СЕМЕНЫЧ.  Ну?

     ЖЕНЯ.  Она… она… только что на кухне она дала ну та-акую  трещину!..

     СЕМЕНЫЧ.  А яснее нельзя, Женечка?

     ЖЕНЯ.  Яснее?  Хорошо. Так вот… Этот ваш скалистый, ваш железобетонный с головы и до ног супруг клеит на кухне Марию Игнатьевну!

     СЕМЕНЫЧ.  Что-о-о?

     ЖЕНЯ.  Да!

     СЕМЕНЫЧ.  О, Господи!

     ЖЕНЯ.  Ну а Ниночка, эта скала ваша номер два, значит, получается, вся в него?!

     СЕМЕНЫЧ.  О-о! Все не так просто, Женя! Все не так просто!

Васенька, уверяю, тут совсем ни при чем!

     ЖЕНЯ.  То есть как – ни при чем? Я, что ли, лапал сейчас на кухне эту вашу учителку?!

     СЕМЕНЫЧ.  Хорошо! Ладно! Так и быть, открою уж семейную нашу тайну. Придется!

     ЖЕНЯ.  Ну и..? Я жду.

     СЕМЕНЫЧ.  Короче, хотите, верьте, хотите нет, Женя, но Мария Игнатьевна влюблена в Васю, как кошка. Да! И уже целых тридцать лет!

     ЖЕНЯ.  Тридцать лет?..

     СЕМЕНЫЧ.  Да! С того самого дня, как повели мы Ниночку в школу, и где Мария Игнатьевна и увидела в первый раз моего Васеньку. И вот с тех-то пор  она и преследует его по пятам. Да, кстати, вы считаете, она случайно с ним сюда прикатила? Не-ет!

     ЖЕНЯ.  Что, и тридцать лет он и тискает ее по разным углам?

     СЕМЕНЫЧ.  Н-нет! Впервые тиснул ее он лишь минуту назад.

     ЖЕНЯ.  Вы в этом уверены?

     СЕМЕНЫЧ.  Абсолютно! Я знаю Васеньку, как свои пять зубов… то есть пальцев.

     ЖЕНЯ.  Хорошо, пускай.  Допустим, она его любит со страшной кошачьей силой. Пускай. Но ведь это же он, он сам сейчас присосался к ней, как пиявка.

     СЕМЕНЫЧ.  Сам?

     ЖЕНЯ.  Сам. Собственной, скалистой персоной.

     СЕМЕНЫЧ.  Замечательно! Превосходно! Ну, допустим, он присосался.

Ну а вы? Вы, Женя?!

     ЖЕНЯ(опешил).  Я? А что я?

     СЕМЕНЫЧ.  Вы, ангелок девяносто шестой пробы, вы б разве не присосались к той женщине, которая тридцать лет – тридцать лет! – липла бы к вам, как обезумевший лейкопластырь?! Вы бы, черт побери, в конце-то  концов к ней не присосались?!

     ЖЕНЯ (помедлив, тихо).  Не знаю…

     СЕМЕНЫЧ.  Да вас бы, уверяю, и на год не хватило, Женя! На один високосный год! Ну а Вася мой – он стоял, как… Он держался! И ведь сколько лет, Боже, Боже! Да ну говорю же – утес! Скала!! Весь – в дочь!..

 

                                          (Пауза).

 

     ЖЕНЯ.  А вы… вы его не ревнуете?

     СЕМЕНЫЧ.  Васю? К Марии Игнатьевне?

     ЖЕНЯ.  Да.

     СЕМЕНЫЧ (печально).  Нет…

     ЖЕНЯ.  Почему?

     СЕМЕНЫЧ.  Эх, да как же ревновать человека, Женечка, если тому и жить-то осталось… (Всхлипнул, трет глаза).

 

                                      (Появился ОТЕЦ).

 

Васенька! Это ты, ты?

     ОТЕЦ.  Я, Галочка!

     СЕМЕНЫЧ.  Никак заскучал по мне?

     ОТЕЦ.  Да, женушка! Радость моя!

     СЕМЕНЫЧ.  Мое счастье!

     ОТЕЦ.  Да, случается иногда, каюсь: кинет меня порой в объятья  какой-нибудь посторонней  женщины, но тут же всегда отпряну – нет! Не то! Не то все! Лишь Галочка моя – свет очей!

     СЕМЕНЫЧ.  Васенька!..

     ОТЕЦ.  О, музыка! Вальс! Помнишь: мы его танцевали на нашей свадьбе?  Когда-то!..

     СЕМЕНЫЧ.  Да! Да!..

     ОТЕЦ (прибавил звук в радиоприемнике).  Прошу!

 

                                (Они вдохновенно танцуют).

 

(С сожалением).  Все! (Убавил звук).

     СЕМЕНЫЧ.  Извините уж, Женечка, что чувств мы своих не прячем.

     ЖЕНЯ.  Ну что вы! Что вы! Это было прекрасно!

     ОТЕЦ.  Да-а, нам бы лишь одно теперь для полноты счастья…

     ЖЕНЯ.  И что же?

     ОТЕЦ.  Внучат.

     СЕМЕНЫЧ.  О, да! Да!

     ОТЕЦ.  Нет, люди мы, ясно, простые. Ни положения, ни чинов, ни богатства особого… Чем и могли бы похвастаться, так это добрым лишь именем, да здоровьем…

 

                              (СЕМЕНЫЧ закашлялся).

 

Что с тобой, дорогая?

     СЕМЕНЫЧ.  А, так… (Снова кашляет).

     ОТЕЦ.  Удивительно. В жизни не кашляла, а тут на тебе, как нарочно…

     ЖЕНЯ.  Поперхнулась.

     ОТЕЦ.  Наверно. Ну так вот. Ежели что, Женя, то за здоровье твоих с

Ниной детишек  ты можешь не волноваться. Гены!

     ЖЕНЯ.  Понимаю. Наследственность.

     ОТЕЦ.  А как же! Да меня вон возьми. Ведь сызмальства, как бычище.

     ЖЕНЯ.  Спартанец. Знаю.

     ОТЕЦ.  Вот-вот. Зубы до сих пор –  во, гляди. Один к одному. Как забор на даче у новых русских. А шевелюра? А сердчишко? Вон как ,зверюга, молотит. Ну а взять мою печень? Или, к примеру, скажем…

     СЕМЕНЫЧ.  Рога.

 

                                      (ЖЕНЯ прыснул).

 

     ОТЕЦ (обиделся).  Да нет, я серьезно… Да я, я, если на то пошло… гвозди сгибаю до сих пор!

     ЖЕНЯ (ахнул).  Да ну?!

     ОТЕЦ.  Х-хо! (Ищет на стене гвоздь и, не найдя, снял со стены бра, поставил на пол. Затем вытаскивает пальцами  из стены гвоздь, после чего с усилием сгинает его).

     ЖЕНЯ.  Вот это да-а! (С трудом пытается разогнуть гвоздь. Бесполезно).

     ОТЕЦ.  Э, да я-то еще что! А вот папаша мой или, допустим, брат… Да, брательник! Олежка! Вот уж кто кабан, так каба-ан!..

     СЕМЕНЫЧ.  Ладно, все, вали-ка отсюда! Ишь, расхвастался! Я Жене вон про Ниночку еще не все рассказала.

     ОТЕЦ.  А насчет здоровья ее ты его просветила?

     СЕМЕНЫЧ.  Да!

     ОТЕЦ (Жене).  Веришь, нет – жилистая дочурка, как  киргизская лошадь! С детства! Во-от такие, помню, мешки на спине…

     СЕМЕНЫЧ.  Ну все, все! (Выталкивает его).

 

                                      (ОТЕЦ уходит).

 

Бедняжка! Ходит, здоровьем своим бахвалится, педагогов по кухням клеит, и даже не чует, бедный, что его костлявая за углом с косой поджидает.

     ЖЕНЯ.  Ну, знаете, Галина Ивановна… А по-моему, эта ваша костлявая куда скорее меня дождется. (Безуспешно пытается разогнуть гвоздь).

     СЕМЕНЫЧ.  Типун вам на язык, Женечка! (Отняв гвоздь, легко

его разогнул).

     ЖЕНЯ (выпучив глаза, смотрит на него, помолчав).  Галина Ивановна…

     СЕМЕНЫЧ.  Да?

     ЖЕНЯ.  Ну а… справка у вас имеется?

     СЕМЕНЫЧ.  Какая?

     ЖЕНЯ.  О болезни вашего мужа.

     СЕМЕНЫЧ.  Зачем?  Чтобы Васенька случайно ее обнаружил?

     ЖЕНЯ.  То есть – нету?

     СЕМЕНЫЧ.  Нет. Но есть мое честное! благородное! мое матерное!.. то есть материнское слово!

     ЖЕНЯ.  Ну, а… врач? Который его осматривал.

     СЕМЕНЫЧ.  Врач? А что врач?

     ЖЕНЯ.  Он, вы сказали, вроде отсюда, из областного центра?

     СЕМЕНЫЧ.  Н-ну…

     ЖЕНЯ.  И… и как он, если вдруг понадобится, то подтвердит свой диагноз?

     СЕМЕНЫЧ.  Короче… вы хотите его увидеть?

     ЖЕНЯ.  Вы умная женщина.

     СЕМЕНЫЧ.  Зато вы, Женечка, недоверчивый.

     ЖЕНЯ.  Что делать? Согласитесь, деньги немалые.

     СЕМЕНЫЧ.  Ладно… Попытаюсь до нее дозвониться.

     ЖЕНЯ.  До нее?

     СЕМЕНЫЧ.  Да. Ведь это женщина. Лет этак пятидесяти, достойная, хорошо выглядит, и очень, очень известный медик. Профессор с огромным стажем. Да, позвоню ей прямо сейчас.

     ЖЕНЯ.  У вас есть ее телефон?

     СЕМЕНЫЧ.  Мобильный. На случай экстренной связи. Если с Васенькой что, не дай Бог… Умоляю только, если придет она, никому ни слова, что это врач. Так, одна, мол, из ваших знакомых. Заглянула к вам на минутку. И еще… Как бы Ниночку-то нам пока увести?

     ЖЕНЯ.  Нину? Зачем?

     СЕМЕНЫЧ.  Еще чего заподозрит. Ведь за эти полгода она наверняка узнала почти всех ваших знакомых.

     ЖЕНЯ.  Хм! Верно…(Сообразив). А я в магазин ее отправлю. Надо же  чем-то гостей кормить.

     СЕМЕНЫЧ.  Правильно! Ступайте, а я…

 

                            (ЖЕНЯ вышел, СЕМЕНЫЧ звонит).

 

Эля, ты? Выручай, Элечка! Представляешь, друг этой девахи –  его, кстати, Женя зовут – срочно хочет увидеть врачиху. Так вот эта врачиха – ты! Да!

Что?.. Потом, Эля, все детали потом! Короче, тебе сейчас же  надо лететь сюда, изобразить из себя суперврача и осмотреть одного мордастого старого кабана по кличке Василий Петрович.  Моего, кстати, законного мужа. Да, представь, успел выйти замуж. Спасибо. Вот его-то, короче, ты  живенько и осмотришь… Нет раздевать не надо. Тем более – по карманам.

Да ну какие карманы, Эля?! Окстись! Ты – профессорша медицины!

Светило! И вдруг…  Далее. Явиться надо не под видом врача, а под видом простой знакомой этого самого Жени. Чтобы никто из гостей, кроме, конечно, Жени, не расчухал, что ты – врач… Сложновато, да, понимаю, но ты ведь умница, сориентируешься на месте. Так вот. Как бы между прочим ты как бы осмотришь как бы больного, и моментально поймешь, что у него  вот-вот, буквально на днях откажет одна из почек. Какая? Да какую тебе не жалко. И необходима, мол, срочнейшая операция. Да-да-да! Вот именно ,за 

хорошие бабки – молодец, умница, на лету все хватаешь… Что? Девица тебя узнает? А мы ее в магазин  сейчас сплавим, так что успевай до ее возвращения.

  Да, ты как-то уже выносила пожилому этому кабану этот самый кошмарный диагноз в его городке Зареченске, и теперь лишь опять тихонечко подтвердишь свой диагноз  непосредственно перед Женей.

Ладно, все, а теперь, не мешкая, дуй сюда, в чем ты есть…Что? Ты – голая?!.. А-а, душ решила принять… О, Господи!  Ну накинь, накинь что-нибудь, да и живенько сюда к нам на первой же попавшейся тачке. Мухой! Жду!

 

                  (Бросил трубку. Появился ЖЕНЯ).

 

     ЖЕНЯ.  Порядок. Нина ушла в магазин.

     СЕМЕНЫЧ.  Замечательно. А я врачу дозвонилась, сейчас будет. Ну а как там мой ненаглядный Васенька?

     ЖЕНЯ.  Сидит.Там, на кухне. С этой…

     СЕМЕНЫЧ.  Бедняжка! Она и не подозревает, что ее милый на шаг от смерти! (Смахнул слезу). Нет, ну я-то внутренне уже ко всему готова, но  какой это будет удар для нее!

     ЖЕНЯ.  Ну а в школе своей она ни в кого втюриться не могла?

     СЕМЕНЫЧ.  А в кого? Там же одно бабье. Не считая старика-физкультурника, что последними тремя зубами  держится за свое место, чтоб не турнули на пенсию.

     ЖЕНЯ.  А-а.

     СЕМЕНЫЧ.  Более того. У меня даже чувство вины  перед Марией

Игнатьевной.

     ЖЕНЯ.  Почему?

     СЕМЕНЫЧ.  Ну, как… Кабы не я, Бог знает, может, она и соединилась бы с Васенькой. Ну а так я, вечно я на ее пути. Да и муж меня обожает. И дико ревнует. Да сами видели – не успела я сюда, к Ниночке, как он тут же мигом за мной.

     ЖЕНЯ.  С Марией Игнатьевной на хвосте.

     СЕМЕНЫЧ.  Н-да-а, сложная штука жизнь…

     ЖЕНЯ.  Значит, эта врачиха и осматривала Василия Петровича  тогда у вас в городе?

     СЕМЕНЫЧ.  Да.

     ЖЕНЯ.  Так он знает ее?

     СЕМЕНЫЧ.  Да как сказать… Их там целая шайка медиков в те дни вертелась. И все в белом, как ангелы. Щупали, глядели, трогали всех подряд за то, за се… Нет, не думаю, что он как-то выделил и запомнил ее.

     ЖЕНЯ.  Ну а вы-то ее запомнили?

     СЕМЕНЫЧ.  Разумеется. После осмотра она сама меня разыскала, объяснила все насчет Васи, посочувствовала… Славная женщина.

     ЖЕНЯ.  И насчет операции она, стало быть, сказала? И сколько все это стоит?

     СЕМЕНЫЧ.  Она, да. И телефончик оставила.

     ЖЕНЯ.  Как, говорите, ее зовут?

     СЕМЕНЫЧ.  Э-э… Маргарита Потаповна. Ах, Женя, Женя! Да я б ради Васеньки  все, все отдала! Любую свою почку! Печень! Сердце! Голову!

Впрочем, ее-то я давным-давно уже потеряла. Еще в первую  нашу с ним встречу.

 

                                    (Звонок в дверь).

 

Ну а вот, наверное, и она.

 

                      (ЖЕНЯ открывает дверь. Появилась, слегка запыхавшись,

                      ЭЛЕОНОР. Она в довольно-таки  легкомысленном,

коротеньком платьице.)

 

     ЭЛЕОНОРА.  Добрый день!

     СЕМЕНЫЧ.  А вот и Маргарита Потаповна!

     ЖЕНЯ.  Здравствуйте…

     ЭЛЕОНОРА.  Мухой лечу с операции, не успела, пардон,  толком переодеться.

 

                            (Из кухни выглянула МАТЬ).

 

     МАТЬ.  Нина, ты?

     СЕМЕНЫЧ.  Нет, это к Женечке, на минутку.

     МАТЬ (неодобрительно оглядев наряд Элеоноры). К Евгению Борисовичу? Нну-ну! (Исчезла).

     ЭЛЕОНОРА.  Итак, ближе к телу.  Ну и где же этот наш пожилой каба… хм, пациент?

     СЕМЕНЫЧ.  Профессор, и опять умоляю – никому ни слова, что вы врач!

     ЭЛЕОНОРА.  Понимаю, да, врачебная тайна… Напомните лишь, пожалуйста, ваше имечко.

     СЕМЕНЫЧ.  Галина Ивановна.

     ЭЛЕОНОРА.  Точно. А это ваш сын?

     СЕМЕНЫЧ.  Нет. Женечка лишь намеревается стать нашим зятем.

     ЭЛЕОНОРА.  А!  Значит, от него я могу ничего не скрывать?

     СЕМЕНЫЧ.  Абсолютно.

     ЭЛЕОНОРА.  Превосходно. Ну а вашего супруга зовут…

     СЕМЕНЫЧ.  Василий Петрович.

     ЭЛЕОНОРА.  Да-да-да, вспоминаю… Левая почечка… в крайне запущенной форме…

     СЕМЕНЫЧ.  Вот-вот-вот, она, почечка, чтоб ее волки с гарниром съели.

     ЭЛЕОНОРА.  Так-с! (Потирает руки). Ну и где же  наш незабвенный покойн…  больной?

     СЕМЕНЫЧ.  На кухне. Сюда, Маргарита Потаповна.

     ЭЛЕОНОРА.  Телу, как говорится, время, потехе – час. Вперед!

 

                        (Они зашли на кухню, где ОТЕЦ и МАТЬ).

 

Прошу познакомиться. Это знакомая Жени. Заглянула, так сказать ,на чашечку кофе.

     ЭЛЕОНОРА.  Точнее говоря – на глоточек. Буквально на один глоток кофе с коньяком – с учетом моего времени.

     ЖЕНЯ.  Да-да, она ко мне на минутку. Итак,  знакомьтесь.

     ЭЛЕОНОРА.  Маргарита Потаповна.

     ОТЕЦ (пожирает взглядом ее фигуру).  Оч-чень приятно… Василий

Петрович.

     МАТЬ.  Мария Игнатьевна!

     СЕМЕНЫЧ.  Наша знакомая. Выдающийся педагог. Ну а Васенька – это лучшая моя половина.

     ЭЛЕОНОРА.  Так это супруг ваш? Прямо скажем, очень, очень даже видный мужчина!

     ОТЕЦ (приосанился).  Хм-хм!

     ЭЛЕОНОРА.  Румянец… Щеки… Глаза так и блестят… Ну а ручищи-то,

Боже, Боже! А бедра? Какой потрясающий экземпляр самца!

     СЕМЕНЫЧ.  Ах, я буквально умираю от ревности! Валерьянку, доктор… (Спохватился). Вот! Уже заговариваюсь. Несу Бог знает, что.

     ОТЕЦ (Матери).  Жена… (Спохватившись, повернулся к Семенычу).

Женушка, настоятельно рекомендую такое же платье. Минимум ткани. Наверняка это не очень дорого. Хха-ха-ха!

     ЭЛЕОНОРА.  А наш самец остроумен.

     ЖЕНЯ (Элеоноре).  Итак, кофе?

     ЭЛЕОНОРА.  О-о! Тысяча извинений, но с кофе я уже не успею….

А потому налейте только коньяк… Так… Великодушно разрешаю добавить… Мерси. (Крякнув, выпила). Ну что же. С преогромнейшим удовольствием  познакомилась, Женечка, с вашими чудными больны… друзьями, а сейчас… Дела!

     СЕМЕНЫЧ.  Мы с Женечкой проводим вас до порога.

     ЭЛЕОНОРА.  Если не трудно.

     СЕМЕНЫЧ (с упреком).  Маргарита Потаповна!

     ОТЕЦ.  До свиданьица!

     ЭЛЕОНОРА.  Будьте здоровы!

 

                  (ЭЛЕОНОРА, ЖЕНЯ  и СЕМЕНЫЧ  вышли в прихожую).

 

     ЖЕНЯ.  Ну и как, доктор?

 

                  (ЭЛЕОНОРА, не отвечая, достает из сумочки сигареты и

                   позолоченный пистолет-зажигалку).

 

     ЭЛЕОНОРА (Жене).  Курите?

     ЖЕНЯ.  Не хочу, спасибо. Я редко.

     ЭЛЕОНОРА.  А я вот… как чахоточный паровоз. Сплошные, знаете, операции, менстру… нервотрепка, стрессы, то-се и - мальчики кровавые в глазах!.. (Закуривает).

     ЖЕНЯ.  Занятная зажигалочка.

     ЭЛЕОНОРА.  Подарок  моих австрийских коллег. (Не спеша, затягивается).

     ЖЕНЯ.  Так как же с больным-то, доктор?

     ЭЛЕОНОРА.  А я скажу. Скажу, как отрежу. Всю матку… В смысле – всю правду-матку. Тем более, что Галина Ивановна  в общих чертах уже в курсе.

     СЕМЕНЫЧ (вздыхает).  Да. Да…

     ЭЛЕОНОРА.  Так вот. К сожалению, еще раз подтверждаю свой прежний диагноз. Василий Петрович – обречен.

 

                      (СЕМЕНЫЧ всхлипнул).

 

Увы! Увы, Галина Ивановна! Мужайтесь, но неделя теперь это максимум, что он протянет. Максимум. А скорее - четыре-пять дней. Ну, суточки накину еще на предсмертные судороги, и все. Все! Извините, что выражаюсь так откровенно и так жестоко, но я – врач!

     ЖЕНЯ.  Ошибка исключена?

     ЭЛЕОНОРА (тонко усмехнулась).  У меня? Ошибка? Интер-ресный вопрос!

     СЕМЕНЫЧ.  Это супермедик, Женечка. Наше светило. Ее знают в Европе.

     ЖЕНЯ.  И все же… Без рентгена, анализов…  Да вы даже

 температуру ему не смерили!

     ЭЛЕОНОРА (пожав плечами).  Температуру? Зачем? Что это добавит в моем анализе? Да нет, нет… Сетчатка глаз… цвет ногтей… пигментация кожи… опять-таки эти желтоватые кули под глазами… в смысле мешки. Все это так убедительно говорит о работе его кишков… в смысле внутренних органов. Вот сердце у него да – отменнейшее… Превосходная селезенка… Печеночка просто прелесть… Но почки, почки! Нет, одна-то в порядке, а вот левую  надо немедленно удалять. Не-мед-лен-но!..  Ладно, а засим удаляюсь. Меня ждут еще на трепанацию черепа. Ну такая, доложу я вам, потрясная черепушка! Уникум. Представляете, вот такие вот массивные надбровные дуги, вытянутый затылок… Впрочем, а стоит ли метать в этом доме бисер? Мой гонорар.

     СЕМЕНЫЧ.  Женечка… я без копейки, все деньги мои у Васи.

     ЖЕНЯ.  Сколько?

     ЭЛЕОНОРА.  Ну, вы, я вижу, пока еще не покойн… не олигарх. А потому… тысяча.

     ЖЕНЯ.  Че…го?

     ЭЛЕОНОРА.  Да рублей, рублей.

     ЖЕНЯ.  А, этих…(Роется по карманам, собирает деньги, наконец отдал Элеоноре). Вот.

     ЭЛЕОНОРА.  Благодарствую. Ну, если что – звоните!

     ЖЕНЯ.  Всего доброго!

     СЕМЕНЫЧ.  Спасибочки, Маргарита Потаповна!

     ЭЛЕОНОРА.  Мне? За что?

     СЕМЕНЫЧ.  За… за матку… правду! (Всхлипывает).

     ЭЛЕОНОРА (жестко).  Хватит, не надо слез, Галина Ивановна! Будьте мужчиной. (Тепло).  Оставаясь при этом милой, прелестной женщиной.

(Дрогнувшим голосом). И…и да поможет вам Бог! (Быстро выходит).

     ЖЕНЯ.  Господи, да не плачьте, Галина Ивановна!  Я постараюсь найти для вас эти деньги.

     СЕМЕНЫЧ.  О, Женя!

     ЖЕНЯ.  А я… я ведь иногда и впрямь вам не верил, что Василий   Петро -вич болен.

     СЕМЕНЫЧ.  Ах, да я и сама не могу в это никак поверить!

     ЖЕНЯ.  И еще…

     СЕМЕНЫЧ.  Да, Женечка?

     ЖЕНЯ.  Вы не позволите… называть вас своею мамой?

     СЕМЕНЫЧ.  Меня?

     ЖЕНЯ.  Да. Мамой. Вы… вы ведь такая вся благородная, такая жертвенная… Да вы… вы… святая!

     СЕМЕНЫЧ.  Ну что вы! Разве что так, местами…

     ЖЕНЯ.  Да, пускай не без отдельных ошибок, не без падений, но – святая!.. Так я могу называть вас своею мамой?

     СЕМЕНЫЧ.  Если… если вы, Женечка, позволите называть вас своим сыном.

     ЖЕНЯ.  А как же! Как же!.. Ладно, буду и дальше насчет денег всем своим знакомым звонить.  Ведь спасти Василий Петровича –  это теперь и в моих интересах.

     СЕМЕНЫЧ.  То есть?

     ЖЕНЯ.  Ну не могу же я оставить будущих наших с Ниной малюток без дедушки.

     СЕМЕНЫЧ (растроганно).  О, Женечка! Так вы решились-таки на свадьбу?

     ЖЕНЯ.  Да! И во многом благодаря именно вам… мама.

     СЕМЕНЫЧ.  Сынок! Сынок!

     ЖЕНЯ.  Ладно, все, а теперь звоню всем подряд.

     СЕМЕНЫЧ.  Удачи!

 

                      (Расходятся. Появилась НИНА с полными сумками, прошла

                       на кухню).

 

     ЖЕНЯ (у себя в кабинете, звонит). Здравствуйте, а Николая Петровича можно? В командировке? А когда вернется? Спасибо… А если Чебыкину?

(Звонит).  Занято… Так, кому же еще-то брякнуть? (Листает блокнот).

А, вот. (Звонит).  Юрий Иванович? Здравствуйте. Это Женя Петров вас беспокоит. Ну, двери стальные мы у вас все заказываем… Вспомнили?

Юрий Иванович… в общем, вы не могли бы мне деньжат подзанять?

Сколько? Порядком. Пять тысяч евро… Разумеется. Любая расписка  и почти любые проценты… Что? Через два-три денька? Да нет, мне сейчас, срочно надо… Да, а случайно  у вас нет знакомых, у кого можно перехватить? Ну да, да, под проценты… Подумать надо? Хорошо, буду ждать от вас звонка. До свидания… Так, кому еще звякнуть? (Снова листает блокнот). А, вот… Машенька? Машенька, ягодка!

 

                                            (Появилась НИНА).

 

Машенька, миленькая, как я рад тебя слышать, солнышко ты мое! У меня к тебе преогромная просьба, ласточка ты моя!..

     НИНА (сухо, громко).  Ты здесь?

 

                             (ЖЕНЯ вздрогнул, поспешно положил трубку).

 

Ну - и кому, интересно, это мы названиваем?

     ЖЕНЯ.  Так… По делам.

     НИНА.  По делам? Ну-ну…

     ЖЕНЯ.  Уже все купила?

     НИНА.  Да.

     ЖЕНЯ.  Быстро.

     НИНА.  Старалась.

 

                                   (Пауза).

 

Женя… кто недавно к тебе приходил?

     ЖЕНЯ.  Ко мне?

     НИНА.  Да. Мне Мария Игнатьевна об этом сказала. Кто-то с твоей работы?

     ЖЕНЯ (неуверенно).  Д-да.

     НИНА.  Любопытно. Весьма. Дамочка где-то лет так под сорок пять – пятьдесят. С неплохой фигурой, светленькая… Прямо скажем, на вашу  хохотушку-пампушку Леночку Хвастунову не очень-то тянет. На горластую и прокуренную Людмилу Прокофьевну тоже, на юную, цветущую  Дашеньку - тем более… Ну и кто же -таки  это был? Да-а, хороша гостья, что  заявляется к мужчине вот в таком вот коротком платьице, без лифчика и даже, похоже, без трусиков. Ты это можешь

как-то мне объяснить?

 

                                     (ЖЕНЯ молчит).

 

И потом, ма… Мария Игнатьевна говорит, она ну так откровенно, как в бане,  раздевала глазами папу… Что ж, теперь ясно, отчего ты так поспешно выставил меня в магазин. Видимо, ее поджидал, а предупредить, что в доме полно гостей, не успел… Ну? Чего молчишь? Эх, ты… герой-любовник! Нет, ну хотя б разок намекнул, что у тебя на стороне кто-то еще остался. Так нет – Ниночка, милая, дорогая, ты у меня теперь одна… (Грустно).  Ну и зачем  же было меня обманывать, Женя?..

 

                                             (Пауза).

 

А теперь… Извини, но я уже не смогу верить тебе, как прежде. А поэтому… (С усилием). Поэтому, наверное, нам лучше расстаться…

     ЖЕНЯ.  Нина!  Да нет, нету у меня никого, кроме тебя!

     НИНА.  Ну а трубку отчего  сейчас сразу бросил? Что еще за секреты? Ты же всегда вел при мне  деловые свои разговоры, и вдруг… Нет, Женя, давай лучше  расстанемся. Раз уж ты сейчас начинаешь со мной темнить…       ЖЕНЯ.  Нина, послушай…

     НИНА.  Ну?

     ЖЕНЯ.  Это… это приходила врачиха.

     НИНА.  Врачиха?

     ЖЕНЯ.  Да.

     НИНА.  Та-ак… Без лифчика и трусиков. Полагаю, что-то наподобие массажистки. Так называемый эротический массаж на дому. Заявилась потрогать тебя, пощупать, ну и, само собой, помассировать. Кое-где. В некоторых отдельно взятых ею местах.

     ЖЕНЯ.  Нет. Это была не массажист.

     НИНА.  Нет? А кто же тогда?.. А-а, у тебя склероз. Вызывал врача, а для чего, какого – уже и забыть успел.

     ЖЕНЯ.  Не говори глупости.

     НИНА.  Так говори умное. А еще лучше – правду. Итак, наш дом осчастливила своим посещением…

     ЖЕНЯ.  Врачиха.

     НИНА.  Опять двадцать пять!

     ЖЕНЯ (упрямо).  Да, врачиха. И она… она смотрела… твоего отца.

     НИНА (изумлена).  Папу?..

     ЖЕНЯ.  Да.

     НИНА (недоверчиво). Я ведь могу его об этом спросить.

     ЖЕНЯ.  Не надо.

     НИНА.  Почему?

     ЖЕНЯ.  Нина… Все куда серьезнее, чем ты думаешь.

     НИНА.  Серьезнее? Что ты хочешь этим сказать?

     ЖЕНЯ.  Только не пугайся, пожалуйста. Постарайся держать себя в руках.

     НИНА (глухо).  Папе… было плохо?

     ЖЕНЯ.  Отнюдь. Но…

     НИНА (начиная нервничать).  Ну что, что – но?! Ты можешь яснее?         ЖЕНЯ.  Так вот Василий Петрович болен. Очень.

     НИНА.  Ты шутишь?

     ЖЕНЯ.  Если это и впрямь шутка, то не я ее автор. Значит, юморила эта женщина-врач. Профессор с огромной практикой.

     НИНА.  И без малейшего намека на трусики.

     ЖЕНЯ (вспылил).  Да дались тебе эти трусики! Ты об отце, об отце лучше подумай!

     НИНА.  Так эта, выходит, твоя знакомая и врач – это одно и то же?

      ЖЕНЯ.  Господи, да какое это сейчас имеет значение!

     НИНА.  У папы… сердце?

     ЖЕНЯ.  Нет. Почки.

     НИНА.  Почки?

     ЖЕНЯ.  Да. Точнее, одна из них. Левая.

     НИНА (недоверчиво).  И что, врач так сразу все и узнала?

     ЖЕНЯ.  Да.

     НИНА.  Без осмотра, анализов…

     ЖЕНЯ.  Да! Повторяю, она супермедик. Ее знают в Европе. И эта почка, короче, вот-вот, буквально на днях у отца твоего… откажет.

     НИНА (испугана).  На днях? Как на днях?

     ЖЕНЯ.  Так. Так.

     НИНА (тихо).  Это… правда?

     ЖЕНЯ (твердо).  Да.

     НИНА.  Та-ак… Ну… и… что же т-тогда?..

 

                      (ЖЕНЯ обреченно вздыхает, разводит руками.

                          НИНА медленно валится  в обморок).

 

     ЖЕНЯ (подхватил ее).  Нина!..

 

                       (Появился СЕМЕНЫЧ).

 

     СЕМЕНЫЧ.  Что у вас тут такое? Доченька!

     ЖЕНЯ.  Обморок. Надо скорую.

     СЕМЕНЫЧ.  Никаких скорых! Лишь этих черепашьих катафалков тут еще не хватало. А ну-ка, давай сюда ее, на кроватку… Так… А теперь приволоки-ка водички…

 

                            (На кухне ОТЕЦ и МАТЬ).

 

     ОТЕЦ.  Ну женушка… еще поцелуйчик.

     МАТЬ.  До дому терпи. Там-то и нацелуешься  со своей секретаршей. В суде, на скамье  подсудимых.

    ОТЕЦ.  В суде! Да я и дорогу туда забыл.

     МАТЬ.  По соседкам промышлял, значит? Вальку Боброву, поди,  лапал?

     ОТЕЦ.  Ну что ты!

     МАТЬ.  Значит, Верку Петренко.

     ОТЕЦ.  Да ну какая, какая Верка? Какая Валька? Какая к черту лысому секретарша?  Когда только ты, ты одна в этом сердце, Галчонок…

     МАТЬ (понемногу тает).  Так уж и в сердце…

     ОТЕЦ.  Клянусь! (Бьет себя в грудь). Тут, тут, птичка моя ненаглядная, золотое твое гнездышко!

     МАТЬ.  Ведь брешет же, в глаза птичке брешет (нежно), козлина…

     ОТЕЦ.  Чтоб я сдох!

 

                            (Пылкий, продолжительный поцелуй.

                                   Появился ЖЕНЯ).

 

     ЖЕНЯ (в ужасе).  Василий Петрович! Мария Игнатьевна!..

 

                              (Те отскочили друг от друга).

 

Василий Петрович… отнесите, пожалуйста, стаканчик воды в мой кабинет.

     ОТЕЦ.  Зачем?

     ЖЕНЯ.  Надо! Я вас прошу… А вы, Мария Игнатьевна, останьтесь!

 

                        (Пожав плечами, ОТЕЦ налил воды и вышел).

 

(Возмущен).  Мария Игнатьевна!.. Да нет, я все понимаю! Да, одиночество ваше безмерно, да, у вас в школе нет  мужчин, кроме одного трехзубого старикана… но! Но ведь Василий Петрович  женат, Мария Игнатьевна! Да! Он давно женат, счастлив в браке, и у него чудная, благороднейшая супруга!..

 

(МАТЬ невольно расплывается

в довольной улыбке).

 

   Да перестаньте скалиться! Нашли время!.. Нет, ну просто не возьму в толк! Господи! Тридцать лет! Тридцать лет вы таскаетесь за ним, как шнурок за ботинком! Да ведь за это время и натуральный, извиняюсь, шнурок  давно бы понял, что этот чистый, преданный, этот святой мужчина  никого не любит, кроме своей  законной  жены! Да-с, Мария Игнатьевна, увы, как ни горько вам это слышать!

 

                                               (Пауза).

 

И еще. Если уж совсем откровенно… Ну, вы тут человек посторонний, вам, я думаю, сказать можно… Помните, короче, ту женщину, что заходила ко мне недавно?

     МАТЬ.  Да…

     ЖЕНЯ.  Так вот. Это была врач.

     МАТЬ.  Врач? Эта ваша знакомая была врач?

     ЖЕНЯ.  Да. Опытный, знаменитый профессор. И, внимательно осмотрев Василий Петровича, она по большому секрету мне сообщила…

     МАТЬ.  Что?

     ЖЕНЯ (колеблется).  Сказать, нет?.. А, ладно! И она сообщила, что Василий Петрович ужасно болен, и что он… он… увы, не жилец!

     МАТЬ (вскрикнула).  Как, как не жилец?

     ЖЕНЯ.  А-а, побледнели! Во-от! Вот она, грешная страсть к чужому-то мужу! Сразу вся наружу, как прыщик! Ну а сейчас я вас на коленях прошу, умоляю! Уезжайте! Немедленно! Не искушайте этого чистого человека! Оставьте хоть теперь-то его в покое, в самые последние его дни!

     МАТЬ (дрожащим голосом).  В по… последние дни?

     ЖЕНЯ (скорбно).  Да! Врач авторитетно заверил, что Василий Петрович не проживет и недели!

 

                     (МАТЬ, теряя сознание, оседает на пол).

 

Боже мой! Ты погляди – хоть страсть и грешная, а какая она сильная!

 

                   (Появился СЕМЕНЫЧ со стаканом).

 

     СЕМЕНЫЧ.  Еще водички… (Ахнул).  Мария Игнатьевна!

     ЖЕНЯ.  Обморок. Воды надо.

     СЕМЕНЫЧ.  Нет-нет-нет! Тут – только массаж.

     ЖЕНЯ.  Массаж? Почему?

     СЕМЕНЫЧ.  Дамская интуиция, Женечка. Энергичный массаж груди, и никакой жидкости. А ну-ка… (Присев, массирует МАТЬ).

     ЖЕНЯ.  Помочь?

     СЕМЕНЫЧ.  Ни-ни-ни!… Так, а теперь – в комплексе – искусственное дыхание. Рот в рот. (Делает).

     ЖЕНЯ.  Не утомились?

 

                       (СЕМЕНЫЧ  отрицательно мотает головой).

 

А то я, может?

     СЕМЕНЫЧ (отталкивает его).  Сама! (Продолжает).

 

                                (Влетел ОТЕЦ).

 

     ОТЕЦ.  Да где же вода-то, черт по!.. (Выпучив глаза, наблюдает за действиями Семеныча. Наконец с ревом отрывает его от Матери).

     ЖЕНЯ.  Не мешайте!

     ОТЕЦ.  Что-о-о?!

     ЖЕНЯ.  Это же искусственное дыхание!

     ОТЕЦ.  Искусственное?..

     СЕМЕНЫЧ.  Ну! Рот в рот! У нее же обморок, обалдуй!

     ЖЕНЯ.  Да!

     ОТЕЦ.  А-а… Ну тогда я сам, сам ей все сделаю!

     СЕМЕНЫЧ.  Ты? Рот в рот? Почетного педагога?!

     ОТЕЦ.  А сам… сама-то?!

     СЕМЕНЫЧ.  Окстись! Я – женщина! А ну, пропусти даму к телу!

     ОТЕЦ.  Брысь!  (Пытается делать искусственное дыхание).

     СЕМЕНЫЧ.  Бессовестный! Вытаскивать с того света чужую бабу!

И это при живой-то жене! (Топнув ногой). А ну, уступи место даме!!

     ОТЕЦ.  Щас!

     ЖЕНЯ.  Постойте! (Набрав в рот воды, прыскает на Мать).

 

                             (МАТЬ стонет, открывает глаза).

 

     ОТЕЦ.  Жива!

       МАТЬ.  Васенька!

 

                        (Пошатываясь, появилась НИНА).

 

     НИНА.  Папа! Папочка! Ты здесь, миленький?

     ОТЕЦ.  Доченька! Женушка!..

     СЕМЕНЫЧ.  Я тут, ягодка! (Обнимает Отца). Ладно, все, Женечка, а теперь идем-ка отсюда. Пускай  оклемаются…

     ЖЕНЯ.  Бросим их? А если им помощь какая потребуется?

     СЕМЕНЫЧ.  Вы им поможете очень, Женечка, если (выразительно) за телефончик опять засядете.

     ЖЕНЯ.  А, да!

 

                        (ЖЕНЯ и СЕМЕНЫЧ  уходят).

 

     МАТЬ.  Васенька!

     НИНА.  Папочка!

 

                 (Обнимают, целуют Отца. На глазах  у них слезы).

 

     ОТЕЦ.  Да что с вами? Ревете, будто это не вы, а я в обморок грохнулся.

     НИНА.  Папуля… а я тебя ничем не обидела?

     МАТЬ.  А я?

     НИНА.  Если что – прости!

     МАТЬ.  И меня, меня!

     ОТЕЦ (изумлен).  Да за что?

     НИНА.  Ну… так…

     МАТЬ.  Вообще.

     НИНА.  А я в магазинчик  уже слетала, водочки взяла, огурчиков,

то-се… Ну и как – хрю… хрюкнем, папочка?

     МАТЬ.  Орел ты наш белокрылый!

     ОТЕЦ.  А куда торопиться? Вот до кучи соберемся все, сядем, да и…

     МАТЬ.  Ну а что, если, сладенький…  

     ОТЕЦ.  Что? О чем ты?

     МАТЬ.  А, была, не была! Не желаешь, орел, слетать со мною в ванную?

     ОТЕЦ.  В ванную? Зачем?

     МАТЬ.  Дурачок! Затем! Заодно и помоемся.

     НИНА.  Мама! Потерпите до ночи.

     ОТЕЦ.  А ты не учи тут родителей! Ишь! Потерпите! Да я, может, с детства мечтаю сходить в ванную! С учителкой… тьфу ты!.. с Марией Игна… да тьфу ты!.. с женою своею законною!

     НИНА.  Но, папа…

     ОТЕЦ.  Да! Имею такое право! По нашей российской конституции!

     НИНА.  Папочка! Ты только, миленький, не волнуйся!

     МАТЬ.  Да-да, тебе никак нельзя сейчас волноваться.

     ОТЕЦ (насторожился).  Нельзя? Мне? Почему?..  Ну – чего глазенки

попрятали? (Грохнул кулаком по столу). Черт подери! Да что это за намеки такие?!

     МАТЬ.  Видишь ли… волнение… в твоем возрасте…

     НИНА.  И к тому же излишний секс…

     ОТЕЦ.  Излишний?! Это раз-то в год?!

     МАТЬ.  А может… может, нам лучше  в церковь с тобою сходить?

     ОТЕЦ (изумлен).  Куда-куда?

     МАТЬ.  В церковь.

     ОТЕЦ.  Ну совсем спятила! Да ты знаешь хоть, где она находится, эта церковь?

     МАТЬ.  А Бог, Бог нам подскажет, где.  Боженька, да добрые люди. Зайдем, свечку за твое здоровье поставим, помолимся…

     ОТЕЦ.  Та-ак. Шизофрения охватывает новые участки спинного мозга.

В голове ей, похоже, охватывать нечего…

     НИНА.  Ну а, по-моему, мама права. Говорят, в церкви красиво.

Иконы, свечи… А еще там думается хорошо О жизни, о…

(всхлипнула) о смерти!..

     ОТЕЦ (мрачно).  Н-да-а… Вот до чего ведь, гаденыш, довел бабенок…

     НИНА.  Кто?

     ОТЕЦ.  Да прохиндей этот, твоя «мамуля»… Доигрался, подлец! Если уж даже и я стал заговариваться, то они… Ну уж не-ет, хватит! Пора кончать с этим дурдомом. Короче, все, пошел я.

     МАТЬ.  Куда?

     ОТЕЦ.  Да прохвоста этого в женском платье  в окошко буду сейчас выбрасывать!

     НИНА.  Папа!

     МАТЬ.  Вася!

     ОТЕЦ (не слушая их. Зло).  Ишь, ты ,змеюка, удумал что:  рот – в рот!

А  кулаком – в глаз – не хочешь?! Ногой – в зад?! Головой – в окно?!

 

               (Решительно направляется к двери. НИНА  и МАТЬ повисли

на нем, плачут).

 

     НИНА.  Папочка!

     МАТЬ.  Васенька!

     ОТЕЦ.  Перестать реветь! Ничего, второй этаж - может, еще и выживет.

     МАТЬ.  Ва… Васенька! Извини уж нас, дурочек, но сказать, что за знакомая  приходила недавно к Жене?

     НИНА (ахнула).  И ты это знаешь?

     МАТЬ.  И ты?!

     ОТЕЦ.  То есть как это что за знакомая? Ну, эта… Потаповна.

     МАТЬ.  Потаповна! Да врачиха, врачиха это была!

     ОТЕЦ.  Врачиха?..

     НИНА.  Да! Профессорша. Здоровье она твое изучала.

     ОТЕЦ  Здоровье мое?..  К чему? Слава Богу, не жа… (Спохватился.

Подозрительно). А… чего? У меня не в порядке что-то?

     НИНА.  Да…

     ОТЕЦ.  Та-ак… То-то глазенки свои бесстыжие, медицинские на меня так, понимаешь, и пялила… Ну и какую холеру она у меня нарыла?

Отвечайте! Ну!

     НИНА.  У тебя… почки, папа.

     ОТЕЦ.  Почки?

     НИНА.  Да… Точнее, одна из них.

     ОТЕЦ.  Что за фигня? Какая почка?  Да все у меня в порядке!

     НИНА.  Увы, папа. Почка. Левая.

     ОТЕЦ.  Хм! Где они хоть находятся?

     НИНА.  Тут.

     ОТЕЦ (щупает зад, потом повыше).  Нич-чего не чувствую!

     МАТЬ (с надеждой).  Не чувствует ничего.

     НИНА.  Это не имеет значения.

     ОТЕЦ.  Погодите, но когда ж она изучить-то меня успела? Даже не сняв ни рубаху, ни, извиняюсь, штаны.

     НИНА.  Повторяю – это профессор. Очень известный. Да она через любые штаны все насквозь видит.

     ОТЕЦ.  Говоришь, значит, профессор?

     МАТЬ (вздыхает).  Да.

     ОТЕЦ.  А она не могла лопухнуться?

     НИНА.  К сожалению.

 

                                   (Пауза).

   

     ОТЕЦ (беспомощно).  Да как… как же это? А… а она не сказала, сколько ж небо-то мне осталось еще коптить?

     НИНА.  Сказала.

     ОТЕЦ.  И сколько?

     НИНА (мягко).  Тебе лучше этого не знать, папа…

     ОТЕЦ.  Сколько?!

     НИНА.  Пять или шесть дней…

     МАТЬ (голосит).  Васенька-а!

     ОТЕЦ.  Заткнись! (Задрожавшей рукой открыл бутылку водки, налил в стакан, залпом выпил, крякнул. Пауза). Ну и что же я им, гадам-то этим (похлопал по боку) такого сделал? Водяру жрал? Так ведь не больше других. Не курил, кстати. Работал на своей машинешке тоже, как все.

    

                     (Пауза. В дверь заглянул СЕМЕНЫЧ, убрал голову).

 

     ОТЕЦ.  Да нет – это, видно, Бог, Бог меня за грехи-то мои…

     МАТЬ (насторожилась).  Какие?..

     ОТЕЦ (горестно).  А, да чего уж теперь! От Всевышнего разве скроешь?

Да, Галка! Гулял я, гулял весь этот год без тебя, как сивый мерин! И с Петренко Валькой, и с Валюхой Бобровой, и еще там с одной, черноглазенькой…  Да и в суд – ну, к этой – тоже порою заглядывал… Ну и как прощаешь ли ты меня?

     МАТЬ (плачет).  П-прощаю, Васенька!..

     ОТЕЦ (растроганно).  Спасибо!.. А вот он-то… Бог? Простит ли?.. Нет, ну что, что вот, казалось, еще-то мне, дуралею старому? Ведь все, все есть. Нежная и преданная жена, чудесные дети, работа, дом… Не-ет! На чужих баб, на сторону потянуло…  (Помолчав). То-то кота во сне я сегодня видел.

     НИНА.  Кота?

     ОТЕЦ.  Ну. Черню-ющего. Пялится на меня, скотина усатая, ну а сам-то, урча, что-то из  миски тягает и жрет, жрет, жрет… Какие-то куски мяса.

     МАТЬ (ахнула).  Почки!

 

                                 (Все оцепенели).

 

     ОТЕЦ.  Да-а, в руку, как оказалось, сон-то… (Помолчал). Вот вы о церкви давеча говорили…. Загляну, да, наверное. Покаюсь… Душа, душа покаяния просит!!

 

                (Появился СЕМЕНЫЧ. Похоже, он подслушивал под дверью).

 

     СЕМЕНЫЧ (неодобрительно).  Чего тут шумим?

     НИНА.  Тссс! Папа кается… (Всхлипнув). Перед смертью!..

     ОТЕЦ.  И ведь каждый Божий день врал-то, Господи! То одно, то другое... Ну а теперь – все-е! (Мотает головой). Хва-ати-ит!.. Короче, все - сейчас же иду к Жене, к этому доброму и славному человеку, да и всю правду ему-то и выложу!

     НИНА.  Куда ты?!

     ОТЕЦ.  К Жене! За вранье за наше перед ним на колени встану!

     СЕМЕНЫЧ.  А о дочке не подумали, Василий Петрович?

     МАТЬ.  Да-да, Васенька…

     ОТЕЦ.  О, слепые, как котята, душонки! Да вам бы до гробовой доски врать! Лицемерить, юлить, выкручиваться… Вам – но не мне! Дорогу!

     НИНА.  Папа!

     МАТЬ.  Васенька!

     ОТЕЦ.  Дор-рогу!

 

                   (Просветленно идет к двери.СЕМЕНЫЧ бьет его бра по голове.

                    ОТЕЦ шатается и падает).

 

     МАТЬ.  Ты что?!

     НИНА.  Ты… убил его!

     СЕМЕНЫЧ.  Оглушил. Ничего, сейчас оклемается…

 

                        (Звонок в дверь).

 

     НИНА (раздраженно).  Да кто там еще? Мам, глянь папу, а я…

 

                   (Выходит из кухни в прихожую. Из своего кабинета

                    выходит  ЖЕНЯ.)

 

Кого-то ждешь?

     ЖЕНЯ.  Да нет… (Открывает дверь).

 

                      (Появилась ЭЛЕОНОРА).

 

А, Маргарита Потаповна!

     ЭЛЕОНОРА.  Миллион извинений! Зажигалочку у вас я оставила.

     ЖЕНЯ.  А-а… Минутку… (Ищет).

 

                  ( НИНА подозрительно рассматривает Элеонору. Похоже,

                    она ее еще не узнала. Опасаясь быть узнанной, ЭЛЕОНОРА

                    отворачивает лицо, слегка гримасничает).

 

Да вот же она.

     ЭЛЕОНОРА.  Благодарствую.

     НИНА.  Это зажигалка такая?  А я не могу взглянуть?

     ЭЛЕОНОРА.  О-о, ради Бога!

     НИНА.  Симпатичная…

     ЭЛЕОНОРА.  Очень. Ну все, бегу! (Торопливо уходит).

     НИНА.  Женя… Так это и есть врачиха?

     ЖЕНЯ.  Она самая.

     НИНА.  Она-то и нашла у папы его болезнь?

     ЖЕНЯ.  Ну да. А ты еще ревновала, глупенькая! Но ты, Нинуль, не волнуйся. Я уже ищу деньги  на операцию твоему папе.

     НИНА.  Деньги?.. На операцию?..

     ЖЕНЯ.  Ну да. Пять тысяч евро. Как я и обещал твоей маме.

     НИНА.  Что? Ты обещал эти деньги маме?

     ЖЕНЯ.  Да. Говорю же – на операцию.

     НИНА.  О, Господи!

     ЖЕНЯ (насторожился).  А что? Твоя мама что-то не то сказала?

     НИНА.  А?..  Да нет, что ты, все то, то. Полагаю.

     ЖЕНЯ.  Вот и я тоже подумал -  ну и с чего ей меня обманывать?

Так сказать, без пяти минут зятя.

     НИНА.  И действительно…

     ЖЕНЯ.  Она умоляла, правда, не сообщать тебе о его болезни, а я вот, как видишь…

     НИНА.  Ничего.

     ЖЕНЯ.  Ладно, пойду и дальше названивать.

     НИНА.  Кому?

     ЖЕНЯ.  Да всем знакомым и полузнакомым подряд. Ведь надо же где-то занять деньги.

     НИНА.  А-а… Так ты насчет этого все и звонишь?

     ЖЕНЯ.  Разумеется. А насчет чего же еще?

     НИНА (с облегчением).  Теперь понятно…

 

                   (ЖЕНЯ  уходит к себе в кабинет. НИНА  вернулась на кухню.

                    ОТЕЦ  уже сидит на полу и трясет головой.)

 

Ну, очнулся?

     ОТЕЦ.  Маленько.

     СЕМЕНЫЧ.  Водичкой побрызгали, и порядок.

     НИНА.  Ну что, пап, поздравляю – твоя смерть ненадолго, лет на пятьдесят отменяется.

     МАТЬ.  Что?

     ОТЕЦ.  Ка… как отменяется? А я уж, ты знаешь, это… (Благостно скрестил на груди руки и возвел к небу глаза) настроился…

     НИНА.  Ну что, увидела  наконец  я эту вашу профессоршу голоногую.

     ОТЕЦ.  Потаповну?

     МАТЬ.  И что?

     НИНА.  Да то, что она такой же медик, как ты, мам, педагог. Или как он вот – моя мамаша. Она и он, кстати -  это одна шайка-лейка.

     ОТЕЦ.  Как?

     МАТЬ.  Ну нич-чего не пойму!

     НИНА.  А чего понимать-то? То эта ваша Потаповна утюгами торгует и шарит глазками по всем комнатам, а то бац! – и она уже профессорша

медицины! Да-а, нечего сказать – специалистка  оч-чень широкого профиля!

     ОТЕЦ.  Да что же все это значит?

     НИНА.  Что? Да то, что сладкая эта парочка мечтает слупить с Женечки пять тысяч евро. Якобы на операцию по поводу твоей почки.

     МАТЬ.  О, Боже!

     ОТЕЦ.  Чего-о-о?

     НИНА.  Да. Да! Представляешь, они убедили Женю, что ты, мол, смертельно болен. И что на твою операцию срочно и требуется валюта.

     МАТЬ.  Вот жулики!

     ОТЕЦ.  Та-ак!.. Ну, все-е!.. А ну, всем, кроме этого, испариться!

     МАТЬ.  Вася!

     ОТЕЦ.  Я кому сказал, испариться! Я сейчас с этой «мамашей» … долг свой супружеский  исполнять буду!..

     НИНА.  Перестань, папа!

     СЕМЕНЫЧ.  Но послушайте, а в чем, собственно, дело? Вы попросили изобразить вашу мамочку – я исполнил. Согласно вашему заказу, мадам, я буквально обаял, очаровал  своего клиента, который называет меня теперь не иначе, как своей мамой. Ну и какие у вас, черт возьми, еще-то ко мне претензии?!

     НИНА.  Обаял! За пять тысяч евро! Не жирно?

     СЕМЕНЫЧ.  Жирно? Ну, знаете! Да такие тещи, как я, не валяются на дороге! Да это же улыбка судьбы! Это – лотерейный билет, которому нет цены! Ну и, наконец, основное – именно благодаря моим материнским стараниям наш клиент  и решился-таки  на вас жениться. Да! Да, достопочтеннейшая Нина Васильевна! Заказ выполнен!

     НИНА.  Но мы же договорились на  три тысячи деревянных!

     СЕМЕНЫЧ.  С вами. Исключительно и лично с вами, сударыня. С мужчин я, как правило, беру больше.

     ОТЕЦ.  Профурсетка!

     СЕМЕНЫЧ.  Та-ак!.. А вы не затруднитесь, дражайший, напомнить, с кем этот год, весело болтая ногами, вы вспоминали в койке свою супругу? С Валькой Бобровой? А то, может, с Веркой Петренко? Или – «еще там с

одной, черноглазенькой»?  «Профурсетка»! Да вы суньтесь, любезный, в зеркало! Там-то вы ее и найдете!

     ОТЕЦ (потрясен).  Он… все знает!

     МАТЬ (изумлена).  Откуда?

     НИНА.  Откуда! Да подслушивал он, что тут неясного?

     СЕМЕНЫЧ.  Сами на весь дом орали.

     ОТЕЦ.  Н-ну, гад!

     СЕМЕНЫЧ.  Перевожу с древнекитайского. Гад – это, япона мать, тот мужик, что мал-мал гуляет по чужим гейшам, пока его супружница  томится в тюряге.

     МАТЬ.  Ой, и правда… Так-то, получается, ты меня ждал? У, козлина! Сволота! Фраер!..

     ОТЕЦ.  Галочка! Но ты же меня простила!

     МАТЬ.  Все, все вы, мужичье – козлы позорные! Взять бы вас обоих за шкирку, да и носом-то – в парашу! В парашу!..

 

                   (На последних словах появился ЖЕНЯ).

 

     ЖЕНЯ (растерянно).  Кажется, я не вовремя?

     СЕМЕНЫЧ.  Ну… ну что вы, Женечка! А мы… мы тут… а Мария Игнатьевна об одной первоклашечке нам сейчас рассказывала.

     ЖЕНЯ.  О… первоклашечке?..

     СЕМЕНЫЧ.  Ну! Представляете, имя-то какое у малютки старинное –

Прасковья. Ну а проще (стыдливо хихикнул) – Параша. Но зато, мол, такая девчушка-то славная! И лишь выпадет минута нелегкая, уткнешься, дескать, тогда носом-то в эту Парашу – да и сразу на душеньке полегчает!

     ЖЕНЯ.  А, вот оно что… А я к вам, Галина Ивановна.

     СЕМЕНЫЧ.  Да, Женечка?

     ЖЕНЯ (радостно потирает руки). Намечается кое-что! Ей-Богу!

     СЕМЕНЫЧ.  Неужели?!

     ЖЕНЯ.  Ну! Связь только прервали, сейчас перезванивать буду.

Так что не волнуйтесь, мамуля – все будет о, кей!

     СЕМЕНЫЧ.  Сынок!

 

                                (ЖЕНЯ исчез).

 

     НИНА.  Ликуете? Все, значит, будет о, кей?

     СЕМЕНЫЧ.  Надеюсь.

     НИНА.  И зря. 

     СЕМЕНЫЧ.  Серьезно?

     НИНА.  Вполне. Да вы же сами от этих денег откажетесь.

     СЕМЕНЫЧ.  Я?!

     НИНА.  Уверяю. Нет, три тысячи рублей от меня  вы, конечно, получите. А вот про остальное даже и думать забудьте.

     СЕМЕНЫЧ.  Да с чего?

  НИНА.  Скажите… а зажигалка  у вашей подруги… Ну, эта, под пистолет,              позолоченная… Откуда она у нее?

     СЕМЕНЫЧ.  Зажигалка? Не имею понятия.

     НИНА.  Неужели? А я вот, представьте себе, имею. Вы прихватили ее у бабули из дома напротив. Ну а в придачу – часы настольные. В виде совы, старинные. И это не считая денег и украшений.

     ОТЕЦ.  Откуда все это знаешь?

     НИНА.  Да участковый молоденький не так давно в дом наш заглядывал. Показывал  соседям и мне  фото часов и зажигалки. Сынок-то у бабульки оказался фотограф. А еще участковый  позвонить просил, если мы где эти вещи увидим.

     МАТЬ.  Кража. Пять лет.

     НИНА.  Да если бы только кража! Ну а что, интересно, вы этой бабуле в чаек-то подсыпали, когда ее навестили? Надо полагать, под видом каких-либо работниц собеса?

     СЕМЕНЫЧ.  Белиберда. Чушь.

     НИНА.  Ну, если труп для вас – это чушь…

     СЕМЕНЫЧ (потрясен).  Труп?..

     НИНА.  Вот именно. Итого – мокруха плюс кража. И все это в составе  организованной группы.

     МАТЬ.  Пятнашка с гарантией…  фраерок!

     СЕМЕНЫЧ.  Но мы же только попили с ней чаю!

     НИНА.  Да-а? И с чем же?

     СЕМЕНЫЧ.  С вареньем.

     НИНА.  И только?

     СЕМЕНЫЧ.  Почему. Шоколадкой еще угостили. «Аленка».

     НИНА.  Не валяйте тут дурака. Я спрашиваю, что вы в стакан ей  добавили – клофелин, снотворное? Ну?

     СЕМЕНЫЧ (подавлен).  Снотворное…

     НИНА.  Наконец-то…

     СЕМЕНЫЧ.  Она на бессонницу жаловалась, вот мы и  решили – пускай старенькая поспит…

     НИНА.  Что ж, поздравляю – бабуля храпанула на славу!

     СЕМЕНЫЧ.  Да нет, нет, не верю… Ведь мы же ей дали самую щадящую дозу!

     НИНА.  Возможно. Но если у пожилого человека больное сердце…

     МАТЬ.  Мокрушник!

     ОТЕЦ.  Сволочь!

     СЕМЕНЫЧ (в отчаянии).  Черт! Черт! Черт!.. (Сидит, обхватив голову).

     НИНА.  Короче, в ваших же интересах  скоренько и, не торгуясь, тихо исчезнуть. Я же в свою очередь обещаю в милицию не звонить. Пока. А там видно будет. Ну? Вы все поняли?

     СЕМЕНЫЧ (после паузы, негромко).  Ну уж не-ет!

     НИНА (не поняла).  Что?

     СЕМЕНЫЧ.  Полагаешь, за жабры меня ухватила? Да ну уж не-ет, девонька, ошибаешься! Не таких, как ты, околпачивал!

     НИНА.  О, в самом деле?

     СЕМЕНЫЧ.  Так вот. Зажигалку эту мы под забором нашли – ясно?

     НИНА (с иронией).  Где и часы?

     СЕМЕНЫЧ.  Часы? Какие?

     НИНА.  В виде совы. Настольные.

     СЕМЕНЫЧ.  В первый раз слышу.

     НИНА.  Да бросьте! Сами же только во всем сознались.

     СЕМЕНЫЧ.  Так, в шутку.

     НИНА.  А вы уверены, что, «шутя», не оставили у бабули никаких отпечатков пальчиков?

     СЕМЕНЫЧ (поколебавшись).  Уверен.

     НИНА.  На все сто?

     СЕМЕНЫЧ.  Ну, на все сто я в другом убежден.

     НИНА.  И в чем же?

     СЕМЕНЫЧ.  Да в том, что как только Женя узнает правду о вашей мамочке, так он тут же пошлет вас  к другой, и сами знаете, какой матери!

А еще я уверен в том, что другого, подобного женишка – в ваши-то, извиняюсь, годы – вам и днем с огнем не сыскать! А вот в этом, дорогая моя дочурка, я уверен на все двести процентов!

     ОТЕЦ.  Двинуть его разок?

     НИНА.  Не надо. (Семенычу). Ну а если все же остались пальчики?

Тогда-то как, а?

     МАТЬ.  Ох, и загреми-ишь же тогда!

     ОТЕЦ.  И капитально.

     МАТЬ.  Говорю же – пятнашка.

     СЕМЕНЫЧ.  Ну все, достали! Шантажировать они меня тут будут! Пугать! (Сорвал с головы парик). Ладно, все, вызывайте милицию! С женихом вместе! Пускай наконец-то он увидит твою мамулю! Во всей ее ослепительной – особенно на темечке - красоте! Ну – где, где он? (Громко зовет).  Женя-а! Зяте-ек!

     НИНА (испуганно, вполголоса).  Сумасшедший! Наденьте его! Немедленно!

     СЕМЕНЫЧ.  Ну уж нет  – тюрьма, так тюрьма! Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь!

     НИНА.  Ну и как, как, ну сами подумайте, Женя вернет-то потом друзьям такие деньжищи?

     СЕМЕНЫЧ.  Постепенно.

     НИНА.  Но у него ведь алименты еще!

     СЕМЕНЫЧ.  А-ли-мен-ты? Ах, ты, какой развра-атник! Многоженец, понимаешь, должник, сластолюбец, да к тому же еще и детишек бросил? Ах, он  како-ой! Рвите, рвите с ним, Ниночка. И немедленно. Это я вам уже, как родной отец, говорю.

     НИНА.  Господи! Да наденьте ж парик!

     СЕМЕНЫЧ.  Не хочу. Жарко. Да и головенка от перепуга вспотела.

     НИНА.  Пожалуйста!

СЕМЕНЫЧ.  Ни-ни-ни! Пускай хоть кожица наверху малость подышит… Ай, хорошо!

     НИНА.  Наденьте ж!

     СЕМЕНЫЧ.  И рад бы, да волосиков, бедных, жалко. Их и так у меня там  немного, а тут… Дышите, милые!

     НИНА.  Ну я прошу, умоляю!

     СЕМЕНЫЧ.  Итак, я, короче, отымею свои законные еврики?

     НИНА.  Да.

     СЕМЕНЫЧ.  Все пять штук?

     НИНА.  Да…

     СЕМЕНЫЧ.  Не слышу, доча.

     НИНА.  Да, да!.. (зло) мамуля!

     СЕМЕНЫЧ.  Вот так бы сразу… родная! (Надел парик).

     ОТЕЦ.  Ну, вы тут, в общем, делайте, что хотите, ну а я врать, да подыгрывать вам не буду.

     НИНА (не поняла).  О чем врать?

     ОТЕЦ.  О своих якобы гнилых почках.

     НИНА.  О, Боже! Папа! Ну хоть ты-то, ты-то б сейчас помолчал!

     ОТЕЦ (упрямо).  А чего врать, если они у меня, как кони, здоровые? Еще накаркаю.

     МАТЬ.  Вася!

     ОТЕЦ.  Сказал, не буду каркать, значит, не буду! Сама знаешь: я – суеверный.

     НИНА.  Но, папа…

     ОТЕЦ.  И все, и точка!

 

                           (Появился ЖЕНЯ).

 

     ЖЕНЯ (сияет).  Галина Ивановна, порядок! Я дозвонился!

      ОТЕЦ.  Если это насчет моих почек, то зря хлопочете.

     ЖЕНЯ (растерян).  Не понял?

     ОТЕЦ.  Да здоровые, здоровые у меня почки.

     ЖЕНЯ.  Как, обе?

     ОТЕЦ.  Ну! Быки и то вон почкам моим завидуют.

     ЖЕНЯ.  Галина Ивановна… что это значит?. . И почему вы все молчите?..  Да кто-нибудь разъяснит, черт возьми , что же тут происходит?!

     СЕМЕНЫЧ.  А чего ж объяснять? Вася прав, Женечка.

     ЖЕНЯ.  Прав?

     СЕМЕНЫЧ.  Да. Операция Васеньке не нужна.

     ЖЕНЯ.  Что?..

     СЕМЕНЫЧ.  Операция ему не нужна.

     ЖЕНЯ.  То… то есть как?

     СЕМЕНЫЧ.  А так. Она нужна…  (всхлипнул) мне!

     ЖЕНЯ.  В-вам?..

     СЕМЕНЫЧ.  Да!

     ЖЕНЯ.  Но… но отчего же вы тогда меня уверяли, что ему…

     СЕМЕНЫЧ.  А я боялась, Женечка.

     ЖЕНЯ.  Чего?

     СЕМЕНЫЧ (стыдливо).  Показаться вам… отъявленной эгоисткой.

Которая лишь и знает, что о здоровье своем хлопочет. А не то, думаю, вообразите еще, не дай Бог, что и Ниночка вся в меня. Не зря ж говорят, что  яблочко от яблони… Ну и, заботясь о репутации своей дочери, я и  старалась выказать себя перед вами самоотверженной и благородной матерью и супругой. Надеюсь, вы извините мне эту мелкую хитрость?

     ЖЕНЯ.  Ко… конечно… (Спохватился). Да, постойте, а – врач? Она же сказала, что это он, он болеет!

     СЕМЕНЫЧ.  Ах, Женя, Женя! Ну вы, ей-Богу, как маленький! Разумеется, по  секрету я упросила Маргариточку Потаповну подыграть мне.

     ЖЕНЯ.  А-а…

     СЕМЕНЫЧ.  Ну а сейчас, Женечка, как я понимаю, мы с вами отправляемся за деньгами?

     ЖЕНЯ (ликует).  Да нет! Нет! Не надо никаких денег!

     СЕМЕНЫЧ (оторопев).  Ка… а… ак не надо?

     ЖЕНЯ.  А так! Представляете, звоню, звоню я кругом, и вдруг – бац! – узнаю совершенно случайно, что у меня же тут в городе однокашник живет! Петька Метелкин! Кликуха – Веник! Ну и знаете, кто он теперь?  

     СЕМЕНЫЧ.  Кто?

     ЖЕНЯ.  Хирург!

    СЕМЕНЫЧ.  Хирург?..

     ЖЕНЯ.  Да! Причем классный такой,  что из-за границы, говорит, не вылазит.  Недавно вот из вернулся из Улан-Батора, где пять лет потрошил монголов. Шутит – что мстил, мол, им за ихнего Чингис-хана. Короче, согласен он, Галина Ивановна! Вырежет к чертовой матери эту почку!

По дружбе! Безо всяких денег! Я только санитарам, которые за вами сейчас  заедут, на коньячок подкину, и все.

     СЕМЕНЫЧ.  За мною? Сейчас? Как сейчас?..

     ЖЕНЯ.  Да утром-то Веник улетает на год в Германию…

      НИНА (бормочет).  Мстить немцам за Гитлера…

      ЖЕНЯ.  … вот лишь этот-то вечерок у него и остался. Так что готовьтесь: через два часа – операция!

 

                            (СЕМЕНЫЧ  шатается).

 

(Встревожен).  Что с ней? Ей плохо? Приступ?

     СЕМЕНЫЧ.  Не… не… Нет. Все…

 

                     (ЖЕНЯ осторожно усаживает его на стул).

 

     ЖЕНЯ.  Да радуйтесь, черт возьми! Ведь жить, жить будете, Галина Ивановна!

 

                    (СЕМЕНЫЧ не без труда изобразил улыбку).

 

     СЕМЕНЫЧ (после паузы).  Но… э-э… а, может… и ничего?

       ЖЕНЯ (не понял).  То есть?

     СЕМЕНЫЧ.  Да почки… Глядишь… и без операции этой, дай Бог… как уж нибудь… рассосется…

     ЖЕНЯ (растерянно).  Нет, я что-то опять никак не врубаюсь…

     НИНА.  Мама!

     ОТЕЦ.  Солнышко! Операция! И немедленно!

     МАТЬ (елейным голоском).  Галина Ивановна! Соглашайтесь!

     СЕМЕНЫЧ (привстав и бочком-бочком отступая к двери).  Но… э-э… я…

     ОТЕЦ (заслонив дверь).  Галчонок! Я тебя умоляю!

     СЕМЕНЫЧ.  Я… это… боюсь боли.

     МАТЬ.  Но это же под наркозом!

     ЖЕНЯ.  Ну конечно! Да мне под ним аппендицит как-то резали – тьфу!

Раз плюнуть!

     СЕМЕНЫЧ.  Но… я…

     ОТЕЦ (с плохо скрытой угрозой).  Ягодка!

 

               (Громче и громче звучит сирена «скорой». Под окном машина

                остановилась, стихла. Внизу торопливые шаги и хлопнула

               дверь в подъезде).

 

     ЖЕНЯ (радостно).  Они! Санитары!..

 

(В сущности, тут и можно бы закончить эту историю. Но есть и другой вариант. Театр – при желании – может вывести здесь на сцену  нескольких санитаров, которые вместе с другими персонажами будут гоняться по сцене за Семенычем – под веселую, убыстряющуюся музыку).

 

                                  З А Н А В Е С

 

 

БЕЛОВ Сергей Николаевич

117186, г. Москва, ул. Ремизова, 7 , кв. 9,  тел. 499-127-66-10

Электрон.  адрес :  belov@aknet.ru

  Все произведения С.Н. Белова можно найти на сайте   http://dramaturgbelov.ucoz.ru/