Сергей БЕЛОВ
Ч Е Л О В Е К С М Е Д В Е Д Е М
(СОЛНЫШКО МОЕ ПОДКОЛОДНОЕ!)
(Комедия).
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ИВАН
ЛЮБА
БОРИС
ЖАННА
(Декорация – два скромных типовых
гостиничных номера, разделенные стеной).
ГОЛОС (за сценой). Благодарю, что указали мой номер. До свиданья!
(В номере слева появился ИВАН с сумкой, прикрыл за
собою дверь. С порога с опаской осматривается.
Заглянул в санузел, в платяной шкаф, выглянул в окно, посмотрел
под кроватью. Удовлетворенный осмотром, достает
сотовый телефон).
ИВАН (вполголоса). Захар Захарович? Это я, Иван… Нахожусь в гостинице «Ландыш», номер сорок четыре. Нет, слежки никакой за собой не заметил. Да, товар со мной. Когда, говорите, за ним заглянут? Через полтора часика? То есть ровно в семь вечера? Понял, жду… (Какое-то время сидит, мрачно задумавшись. Встряхнулся, вынимает из сумки несколько игрушек. Наконец достал, поцеловав, симпатичного плюшевого медведя. Остальные игрушки убрал обратно, а медведя усадил на кровать. Ласково потрепав его по голове, доверительно). Ну, что, Потап? Вот и докатился я, понимаешь, до ручки… Представляешь – наркоту уже продаю. Да! Да! Сегодня – дебют! Осуждаешь? И – правильно. Ну а что прикажешь мне делать, зверюга, если вот за этот вот идиотский мешочек (достает целлофановый пакет и кладет рядом с медведем) через полтора часа я получу почти столько ж монеток, сколько наторговал бы вами, игрушками, аж за целый год? А у меня ведь, сам понимаешь – семья, любимый сын Петька. Кормить надо. Ну а чем, чем – если в последнее время вы, игрушки, почти перестали приносить мне доход? Вот я и ввязался, короче, в эту опасную авантюру, грозящую мне тюрьмой. А кумекаешь ли ты плюшевой своей головенкой, что такое тюрьма? Нет? У-у-у! Это очень страшное место, Потап. Каменная такая, знаешь, глухая берлога. И самому лютому врагу не пожелаю туда попасть.
(В дверях, за спиной Ивана возникла ЛЮБА.
С улыбкой осторожно крадется к нему).
(Вздыхает). Н-да-а! Так вот и живу я, дорогой ты мой Потап Михайлович!
ЛЮБА. Руки вверх!
ИВАН (вздрагивает, оглянулся). О, Господи! Люба! Да меня же
родимчик едва не хватил!
ЛЮБА. Ничего-о! (Целует его). Мы бы с Потапом тебя в унитаз-то
башкою макнули – живенько б оклемался. (Целует медведя). Ну ведь так же, Потапчик? Морденью в унитаз твоего хозяина и – водичку спустить. Пш-ш-ш-ш! Наивернейшее народное средство, чтобы очухаться. – Эй, а это у тебя что? (Берет пакет).
ИВАН. Это?..
ЛЮБА. Да.
ИВАН. А это…
ЛЮБА. Ну?
ИВАН. Замечательная, правда, погода сегодня?
ЛЮБА. Даже чересчур. Так это что же за пакость ты на койке-то
держишь?
ИВАН. Ты об этом?
ЛЮБА. Об этом, об этом.
ИВАН. А почему сразу пакость?
ЛЮБА. Хорошо. Тогда что же это за прелесть такая?
ИВАН. Ну, предположим, это у меня…
ЛЮБА. Ну? Рожай, рожай.
ИВАН. Мука.
ЛЮБА. Мука? Это - мука?
ИВАН. Да.
ЛЮБА. Хм! Еще ни разу не видела, чтобы ее в таких пакетиках
продавали. Да и видок у нее какой-то чахоточный…
ИВАН. А она это… не вполне качественная. Вот и взял по дешевке.
ЛЮБА. Во – видал, Потапус? Ну совсем обнищал твой хозяин.
Какую-то последнюю гадость уже в кишки пихает. Тебя-то, бедненького, по помойкам еще не гоняет?
ИВАН. Дай сюда! (Забирает пакет). А теперь скажи – как ты меня
нашла?
ЛЮБА. А это Ульяночка моя (достает из своей сумки, поцеловав, игрушечную кошку) отыскала Потапа по запаху. А ну, Уль, почеломкайся со своим волосатым приятелем. (Троекратно «целует» игрушки). Мм! Мм! Мм!
ИВАН. А если серьезно?
ЛЮБА. Ну а если серьезно, то одна из московских моих подружек
в этой гостинице как раз в эти дни ошивалась. И вот сажаю я Маринку на тачку в аэропорт – опаньки! – ты в гостиницу шкандыбаешь, озираясь по сторонам! Ну, я скоропостижно прощаюсь с подругой, крадусь за тобою, как Штирлиц за Мюллером, пока администратор с кем-то у стойки язык чешет – и…
ИВАН. И – что?
ЛЮБА. А то, что объяснишь, может, нам с Ульянкой, для чего ты в
своем-то собственном городе снимаешь гостиницу?
ИВАН. Но ведь я-то, Люб, за тобой не шпионю.
ЛЮБА. Это не ответ. Уль, это не ответ? (Кошка отрицательно
«мотает» головой.) Не ответ. Итак – во имя каких же это таких идеалов наш многоуважаемый, наш достопочтенный (в нос) сэ-эр снял этот великолепный (в нос) клопо-овник?
ИВАН. Понимаешь, Люб… А у меня тут…
ЛЮБА. Ну?
ИВАН. Деловая, важная встреча.
ЛЮБА. Деловая встреча?
ИВАН. Да.
ЛЮБА. Насчет копеечной продажи пары-тройки затасканных тобою до дыр игрушек? Не смеши мою кошку.
ИВАН. Я серьезно.
ЛЮБА. Взаимно.
(Пауза).
ИВАН. Ну хорошо. А если я скажу, что хочу тут отдохнуть от всего,
тебя это устроит?
ЛЮБА. Не-а!
ИВАН. Почему?
ЛЮБА. Да потому, что снять одиночный номер в гостинице (с иронией) «для отдыха» тебе сейчас не очень-то по карману. И потом…
ИВАН. Ну?
ЛЮБА. Потом, когда ты желаешь отдохнуть от всего, ты всегда
бросаешься в запасную свою берлогу в виде моей квартиры. Где и отдыхаешь душой и телом вот на этой вот беззаветной и многострадальной груди. Ульянка свидетель. И вдруг тебя заносит в эту дыру… С чего?!
ИВАН. Но ведь я же сказал, что захотел одиночества.
ЛЮБА (помолчав). Слушай, Вань… Ну, то, что помимо меня ты еще и
со своею супругой спишь – ладно. Этот тяжкий грех я тебе, так и быть, прощаю. Но вот чтобы кроме нас с женой ты тут, тут, в этом вонючем номере драил, как матрос бляху, еще и какую-то потаскушку!?..
ИВАН. Не кричи! Тут тонкие стены!
ЛЮБА. Ну и плевать! Плевать! Пускай вся гостиница, весь город узнает, чем ты занимаешься в этом занюханном «Ландыше»!
ИВАН. Замолчи!
ЛЮБА. Тащится сюда, да еще и, понимаешь, озирается по сторонам,
кобелина!
ИВАН. Люба!..
ЛЮБА. Нет, Улечка, ты только глянь на это изовравшееся с головы и
до… ног животное. То, видите ли, сэр желает побыть один! То у него важная деловая встреча! Ах-ах-ах! Да не деловая у тебя тут встреча, а - половая!
ИВАН. Лю-ба! Но у меня и правда, кроме тебя… и жены никого нет!
ЛЮБА. Врешь!
ИВАН. Да клянусь, клянусь!
ЛЮБА. Побожись, нехристь!
ИВАН (крестится). Ей-Богу!
ЛЮБА. Честное медвежье слово?
ИВАН. Честное медвежье.
ЛЮБА. Ну, Ванька, смотри! Ой, смотри! Если обманул – то как потом
Потапу в глаза глядеть-то будешь?
ИВАН. Да нормально буду глядеть. По человече… по-медвежьи.
ЛЮБА. Хм… Ладно, сделаю вид, что тебе поверила… Значит, желаешь, говоришь, один тут остаться?
ИВАН. Да!
ЛЮБА. Замечательно. Превосходно. Тогда и мы с Ульяночкой остаемся, чтобы помочь тебе скрасить твое одиночество.
ИВАН. Нет! Не надо мне его скрашивать! Оно и так красивое, краше
некуда! Да ну пойми, пойми, Люб, что мне сейчас и правда нужен очень серьезный душевный отдых.
ЛЮБА. Странно. А вот раньше в подобных случаях тебе всегда
нужна была я под рукой. Да и (игриво хихикнула) под ногой.
ИВАН. Ну а теперь – извини!
ЛЮБА. Значит, захотелось и впрямь побыть одному?
ИВАН. Да.
ЛЮБА. А Потап?
ИВАН. Потап свой человек.
ЛЮБА. Ну а я что – не своя?
ИВАН. И ты своя, но… словом, извини, Люб.
ЛЮБА. Ну что же… (Вздыхает). Ладно, не будем тогда с Ульянкой
путаться у тебя под ногами, как какие-нибудь козьи орешки. Раз уж мы лишние тут с кисулей, то… Мы, короче – уходим! Все!
ИВАН (с облегчением). Спасибо!
ЛЮБА. Чао, Ванечка!
ИВАН. Пока, Любочка!
ЛЮБА. Обожаю тебя, негодяй. (Поцелуй).
ИВАН. Аналогично. (Поцелуй).
ЛЮБА. Сволочь ты моя ненаглядная…
ИВАН. Дорогая…
ЛЮБА. Ульяночка, а теперь и ты попрощайся с Потапушкой…
(«Целует» игрушки)… Ммм…ммм… ммм…А теперь пошли. Ну – приятного, Вань, тебе одиночества.
ИВАН. Спасибо.
ЛЮБА. И не забывай нас, пожалуйста.
ИВАН. Да ни в жизнь!
ЛЮБА (воздушный поцелуй). Ягодка ты волчья моя! (Еще один). Орешек мой козий! Солнышко мое подколодное! Ну а теперь все: нас – нет! (Торжественно уходит с кошкой в санузел).
ИВАН (ошеломлен. Спохватившись, идет, стучит в дверь). Люба, а ну,
отвори! Немедленно!
ЛЮБА (из-за двери). А чего, что случилось?
ИВАН. Открой! (Стучит).
ЛЮБА (выходит). Что, бедненький, приспичило? Медвежью болезнь
подцепил у Потапа? Ну что же, скидывай штаны, проходи!
ИВАН. Не-ет! Ответь – ты почему не ушла?
ЛЮБА. То есть как? Ушла, и тебя совершенно одного оставила в
номере. Я вон запретила даже Ульянке воду в унитазе спускать, чтобы тебя не тревожить.
ИВАН. Да ты что – издеваешься!? Я тебя просил вообще исчезнуть
отсюда! Начисто! С концами!
ЛЮБА. Да-а-а?
ИВАН. Да!
ЛЮБА. Ая-яй… А я-то думала…
ИВАН. Чем!? Чем ты думала!? Каким местом!?
ЛЮБА. Но мы ведь там тебе нисколечко не мешаем. Ей-ей. Да мы,
если хочешь, Ванечка, с Ульянкой даже и дышать-то в сортире перестанем, лишь бы тебя не тревожить.
ИВАН. Да ну что вы! Дышите! Ради Бога! Пока не треснете! Но только, умоляю – где-нибудь за пределами этого номера!
ЛЮБА. Ты так разволновался… Может, вызвать скоренькую?
ИВАН. Не-ет!
ЛЮБА. А что? Говорят, клизма в таких случаях хорошо успокаивает.
ИВАН. Себе ее ставь!
ЛЮБА. Но у тебя же явно давление подскочило.
ИВАН. Оставь в покое мое давление!
ЛЮБА. О, Господи… А ну, дай-ка я у тебя тогда хоть лобик –то
маленький твой пощупаю…
ИВАН. Свой пощупай!... Люба! Ну я прошу, прошу тебя, умоляю –
оставь меня, пожалуйста, одного! Христа ради! Дай покоя! (Подталкивает ее к двери).
ЛЮБА (с обидой). То есть… сэр желает выставить меня, как последнюю шлюху?
ИВАН. Я так не говорил.
ЛЮБА. Ванечка…
ИВАН (устало). Да?
ЛЮБА. Ну а если… если я скажу…
ИВАН. Что? Что ты скажешь?
ЛЮБА. Что я… очень тебя хочу.
ИВАН. Чего-о?
ЛЮБА. Хочу. Тебя.
ИВАН. Ка… как, прямо сейчас?
ЛЮБА. Ага.
ИВАН. Здра-авствуйте! Нашла время!
(ЛЮБА виновато вздыхает).
А то, может, лучше, Люб, ты домой пойдешь, да и клизму себе там поставишь? Уверяю, тебе сразу же полегчает.
ЛЮБА. Не хочу клизму. Хочу тебя.
ИВАН. Та-а-ак… Ну и с чего же тебе загорелось?
ЛЮБА. Да вот… Испереживалась, вероятно, из-за этого твоего крика –
ну и…
ИВАН. Моего крика?..
ЛЮБА. Ну да. Докричался, ты, видно, сахарный, аж до самой до
моей… до этой…
ИВАН (поспешно). Я понял.
ЛЮБА. … души – ну и…
ИВАН. Гм… Теперь я, кажется, понимаю, куда же у некоторых
женщин уходит душа от страха… Ну а потерпеть часика три-четыре у себя дома до моего прихода ты способна?
ЛЮБА. Никак. И так держусь из последних моих дамских сил.
ИВАН. Боже мой, как все запущенно…
ЛЮБА. А не надо было кричать, глупенький.
ИВАН. Нну хорошо. (Взглянул на часы, подумал). Ну а если… ты получишь сейчас то, чего так желает твоя разбуженная криком … душа, то сразу же освободишь этот номер?
ЛЮБА. Мухой.
ИВАН. Муха обещает?
ЛЮБА. Да.
ИВАН. Железно?
ЛЮБА. Да.
ИВАН. Поклянись тогда самым дорогим, что у тебя только есть на
свете.
ЛЮБА. Это кем - тобой, что ли?
ИВАН. Нет… Ульянкой!
ЛЮБА (помолчав). Ну уж нет, Вань, это невозможно. Ульяночка
слишком дорога для меня. И ты это прекрасно знаешь. Ведь это ты, ты когда-то мне ее втридорога продал. (Тепло, ностальгически). Так мы с тобой и познакомились… Сначала ты с меня за кошку три шкуры содрал, ну а уж потом и… (зардевшись) платье!..
ИВАН. Значит, не хочешь клясться Ульянкой?
ЛЮБА. Ни за что.
ИВАН. Ну а не хочешь – то и катись отсюда со своим сокровищем!
ЛЮБА (поколебавшись). Ну хорошо. Клянусь, клянусь своей ненаглядной киской! – Извини уж, Ульяночка, меня, скотину, за мое малодушие.
ИВАН. Значит, после этого сразу уйдешь?
ЛЮБА. Сразу.
ИВАН. Ну тогда, не теряя времени…
(Присели на кровать и медленно
тянутся друг к другу…)
2.
(Номер за стеной справа.
Бесшумно появился БОРИС с пистолетом.
Заглянул под кровать, в платяной шкаф, в санузел,
осторожно выглянул в окно. Наконец, успокоившись,
убрал пистолет и прищелкнул пальцами.
Так же бесшумно и с пистолетом появилась ЖАННА).
ЖАННА. Порядок?
БОРИС. Полнейший.
ЖАННА. Агент Чайник, а вы все внимательно осмотрели?
БОРИС. Пошло выражаясь - как собственный зад перед баней.
ЖАННА. Ну, значит, довольно-таки небрежно.
БОРИС. Агент Чернобурка! Что это означает?
ЖАННА. Это означает тонкую иронию, агент Чайник.
БОРИС. Тонкую… И не стыдно подкалывать на каждом шагу своего
(подчеркнул) мужа? (Берет ее за руку).
ЖАННА (убрав руку). Ну так это ведь по легенде, мсье Чайник.
Это по легенде мы пара супругов, снявшая этот номер.
БОРИС. Я помню.
ЖАННА. Безмерно восхищена вашей выдающейся памятью.
БОРИС (присел). Нда-а! Ну и в опасное же дельце мы на этот раз
вляпались!
ЖАННА (тоже присев, философски). Что поделаешь – наркота…
Это всегда чревато. Всякий раз, как нас бросают на наркоту и как подумаешь, какие жуткие бабки тут вертятся, то рука перед выходом из дома так и тянется написать завещание.
БОРИС. Надеюсь, и на этот раз пронесет.
ЖАННА. Надежды сыщиков питают… Чего не скажешь об их зарплате.
БОРИС. Итак, дожидаемся звонка на эту мобилу, и тотчас же идем
брать наркодиллера в том номере который нам назовут.
ЖАННА. Совершенно верно.
(Пауза. БОРИС осторожно подсаживается со
стулом поближе к Жанне… Та отодвигается).
БОРИС. Надеюсь, нас еще не засветили? А то у этих проклятых
наркобарыг всюду свои глаза и уши.
ЖАННА. Да-а уж. Зато кое-кому в нашей группе дополнительные глаз
и ухо уж точно б не помешали.
БОРИС. Ну, слева за стеной у нас лестничная площадка, а вот
справа… (Подошел, прикладывает ухо к стене, слушает).
ЖАННА. Ну? И что же уловил ваш великолепный, ваш выдающийся…
на несколько сантиметров слуховой орган?
БОРИС. Разговаривают. Мужик и баба.
ЖАННА. Браво! Впрочем, это и я уяснила, когда они там кричали.
Ее, кстати, Люба зовут. А вот о чем, о чем разговор?
БОРИС (опять слушает). Уже ничего не слышно.
ЖАННА. Н-да-а, исчерпывающая инфа о наших ближайших соседях.
Разговаривают! Мужик и баба! Грандиозно!
БОРИС. Извини, но смотреть сквозь стены я еще не научился.
ЖАННА. А уж пора бы.
БОРИС. Виноват, исправлюсь.
ЖАННА. А что, если… прощупать эту парочку?
БОРИС. Полагаешь – надо?
ЖАННА. Ну, в нашем деле, сам понимаешь, подстраховаться никогда
не мешает.
БОРИС. Что же, раз так… (Помедлив, взлохмачивает волосы и
расстегивает на рубашке верхние пуговицы). Я - пошел. К соседям, в гости. (Чуть пошатываясь, направляется к выходу).
ЖАННА. Чтобы стопроцентно сойти за пьяного, рекомендую добавить
еще одну маленькую детальку.
БОРИС. Какую?
ЖАННА. Расстегнуть спереди молнию на штанах.
БОРИС. Не смешно.
ЖАННА. Зато убедительно и живописно. Или боимся потерять
что-нибудь, коллега?
БОРИС. Пошла к черту! (Выходит, хлопнув дверью).
(ЖАННА иронически разводит руками).
3.
(В номере слева.
ИВАН и ЛЮБА тянутся друг к другу…)
ЛЮБА (отпрянув). Нет!
ИВАН. Почему?
ЛЮБА. Сначала я хочу принять душ.
ИВАН. Господи, Люба! Душ – потом! Дома!
ЛЮБА. А мой дом там, где ты, ты – козий орешек мой!
ИВАН. Но, Лю..!
ЛЮБА (целует его). Ишь ведь, нетерпеливый какой! Как меня захотел!
Тебе прямо все и сразу!
ИВАН. Да!
ЛЮБА. Ничего, не психуй, господин торопыга, я мигом…
ИВАН. У меня полотенца нет.
ЛЮБА. Обсохну в твоих объятьях, солнышко!.. Да, дверь! (Запирает входную дверь и с кошкой уходит в санузел).
(Требовательный стук в дверь.
ИВАН вздрогнул.
«Пьяный» голос Бориса: - Дорогая,
а ну, открой! Немедленно!)
ЛЮБА (выглянув, испуганно, вполголоса). Кто еще там?
ИВАН (вполголоса). Не имею понятия!
БОРИС (за дверью). Я знаю, что ты здесь, заинька! И отопри, пока пупсик твой сладенький дверь рогами не высадил! (Стучит).
ЛЮБА. Какой кошмар…
ИВАН. Да, слушай… возьми-ка это туда. (Сует ей пакет).
ЛЮБА. Твою идиотскую муку? В сортир? Зачем!?
ИВАН. Так… На всякий случай…
ЛЮБА. На какой? Что мне там прикажешь – блины печь на унитазе?
ИВАН. Я тебе потом объясню. На, закройся, и чтобы ни звука.
ЛЮБА. А этот рогач-придурок дверь и правда не высадит?
ИВАН. Не думаю. Постучит, поймет, что тут никого, да и уйдет.
ЛЮБА. Твои бы слова, да Богу в уши… (Скрывается в санузле).
БОРИС (за дверью, стучит). Открывай! А не то твой ненаглядный, рогатый пупсик… (Тяжелые удары ногами).
ИВАН (бормочет). Ч-черт! Да ведь сейчас сбежится вся гостиница!
БОРИС. Открывай, неверная! Это я, я, Пупс Всемогущий!
ИВАН. Извините, товарищ Пупс, но тут нет никакой вашей неверной!
БОРИС. А-а-а! Да ты там и впрямь с мужиком!
ИВАН. Да один, один я тут, без мужика! Ну а будете еще в дверь
стучать – в полицию позвоню!
БОРИС. Лучше сразу в морг! И забронируйте там два местечка! (Удары).
ИВАН. Ч-черт… Ладно, заходите, смотрите! (Открывает дверь).
(Появился «пьяный» БОРИС. Пауза).
БОРИС. Нну?
ИВАН. Что – ну?
БОРИС. Сознавайся.
ИВАН. В чем?
БОРИС. Где она?
ИВАН. Кто?
БОРИС. Кто! Моя баба!
ИВАН. Да нет, нету тут никакой бабы.
БОРИС. Как, а – ты? Ха-ха-ха!.. Ладно, а ну, проверю…
ИВАН. Но…
БОРИС. Пусти! (Заглядывает под кровать). Баба-а! Ку-ку!.. Молчит.
Не дает ответа. (Открывает платяной шкаф). О-го! Чья-то кепка с горя повесилась… Так, а тут? (Отдергивает штору на окне). Гм! Какая-то муха ползет зеленая… Тянет, нет, на бабу? Не - а! Чересчур уж крупновата она для нашенской простой, нашей незамысловатой российской бабы. (Заглядывает в сумку Ивана). Эй, баба-а, ау-у! А ну, выползай по одному… Хм, игрушенции… Не то!… Эй, а это еще что за крокодил? (Берет медведя). Экая ведь бравенькая африканская скотина.
ИВАН. Это не крокодил и не скотина, а, извиняюсь, Потап Михайлыч, медведь.
БОРИС. Вот я и говорю - ну очень, оч-чень крокодил симпатичный.
ИВАН (упрямо). Медведь.
БОРИС. Уговорил. Хорошо, приятель, пускай будет по-твоему. Бегемот, так бегемот, я не против. (Кладет медведя на место). Так, с крокодилом разобрались, теперь – тут глянем… (Подходит к санузлу).
ИВАН (поспешно). И там, и там никого.
БОРИС. Гарантируешь? (Дергает дверь). Значит, говоришь, никого?..
ИВАН. За исключением моей жены.
БОРИС. Твоей? Железобетонно твоей? Гарантируешь?
ИВАН. Да.
БОРИС (стучит). Эй, ты, жена с гарантией! А ну, покажись! Внеочередной техосмотр!
ИВАН (пытается его оттащить). Говорю же – это моя, моя, железобетонно моя супруга!
БОРИС. Ну а это… как его… гарантийный талон на нее у тебя как,
имеется?
ИВАН. На жену!?
БОРИС. А, да… на них же талоны вроде не всегда выдают… Ладно,
тогда хоть как звать-то ее?
ИВАН. Ну, допустим, Люба, и что?
БОРИС. Люба!? Вот и мою… (Колотит в дверь). Эй, ты, Любашка! А
ну, отвори! Одному из твоих муженьков рога сполоснуть надо!
ЛЮБА (из-за двери, плаксиво). Ну вот чего, чего к нам пристали?
Я вас и знать не знаю! А рога свои полощите где-нибудь в ближайшей луже!
БОРИС. Гм… Впечатление, что это и впрямь не моя Любашка.
ИВАН. И оно вас не обмануло.
БОРИС (в дверь). Ну а рядом с вами какой-нибудь еще Любы там
случайно где-нибудь возле унитаза не завалялось?
ЛЮБА. Случайно не завалялось!
БОРИС. Железобетонно?
ЛЮБА. Да!
БОРИС. Н-да-а… Видать, я и впрямь жиденько лажанулся.
ИВАН. Сочувствую.
БОРИС. Ну что же… (Скребется в дверь) Миллион извинений тогда, сударыня!
ЛЮБА. А мне на ваши все извинения… (Шум воды в унитазе).
БОРИС. Тысяча извинений, сударь.
ИВАН. Да ну куда мне их столько? Солить, что ли?
БОРИС. Зверски, дичайше извиняюсь, достопочтенный Потап
Михайлович.
ИВАН. Медведь вас прощает, он добрый.
БОРИС. Да уж вижу, вижу по его хитреньким крокодильим глазкам. Ну а засим сконфуженно удаляюсь.
ИВАН. Попутного ветра.
БОРИС (неуклюжий «книксен»). Мерси! Ну а теперь… (Пошатываясь,
идет к двери). Эй, ты, ветер, ты это чего, сволочуга, меня то туда, то сюда мотаешь? Да я ведь так и в дверь-то, пожалуй, сегодня не попаду… (Целится, решительно идет). Есть! Попал! Ха-ха-ха!..
(БОРИС уходит).
ИВАН. Фу-у-у… (Стучит в дверь санузла). Ну наконец-то ушел! Все!
ЛЮБА (выходит). Слава те, Господи! Это сколько ж из-за этого
болвана я нервов-то ухлопала!?..
ИВАН. Что поделаешь, за воротник перебрал дядя, ну и… Да, а мука где?
ЛЮБА. Мука? Какая?
ИВАН. Моя. В пакетике.
ЛЮБА. А, та, чахоточная… А я ее это… в унитаз только что сыпанула и воду спустила.
ИВАН (ошеломлен). Чего-о-о!?..
4.
(БОРИС вернулся в свой номер).
ЖАННА. Ну? И как?
БОРИС. Порядок.
ЖАННА. А если конкретнее?
БОРИС. Да самые обычные мужик с бабой, которая к тому же с перепугу заперлась в туалете.
ЖАННА. То есть, ее ты не видел?
БОРИС. А смысл? Что, туалетная эта узница – какая-нибудь королева
красоты, чтобы на нее любоваться?
ЖАННА. Значит, ты уверен, что это никакая не слежка за нами?
БОРИС. Гарантия, агент Чернобурка. (Ставит стул рядом с Жанной и
садится).
ЖАННА. Агент Чайник!..
БОРИС. Извиняюсь, конечно, коллега, но мне с младенчества обалденно нравились чернобурки…
ЖАННА. Даже так?
БОРИС. Вот именно.
ЖАННА. А знаете, что я вам тогда посоветую... коллега?
БОРИС. Что?
ЖАННА. Направить свои растоптанные на неустанной службе башмаки в сторону ближайшего мехового салона и любоваться там хоть до посинения, чем вам угодно и сколько угодно.
БОРИС. Но мою суровую душу греют не меха, а живые, натуральные
чернобурки…
ЖАННА. Ну в таком случае вам самое место в зоопарке.
БОРИС. Зачем? Тут как-то приятнее…
(БОРИС целует Жанну).
ЖАННА. Агент Чайник! Держите себя в руках!
БОРИС. Кстати - а почему вам дали на службе именно эту кличку? Невозможно уяснить логику руководства. А вот лично бы я, я вас назвал куда более поэтично. Ну, скажем… агент Хризантема. Или – Фиалка…
ЖАННА. Зато с вашим псевдонимом начальство угодило в самую
точку.
БОРИС. И это неизбывная печаль всей моей жизни.
ЖАННА. Мои искренние соболезнования.
БОРИС. А, впрочем, к дьяволу все эти клички… О, Господи! Жанна!
Да неужели вы и сами не видите, что я уже давно влюблен в вас, как дурак, как самый последний мальчишка!
ЖАННА (холодно). Чайник, не забывайтесь. Я не Жанна. Я – агент
Чернобурка.
БОРИС. Да ну поймите, что с первой же нашей встречи я вас люблю,
люблю, обожаю вас!
ЖАННА. Не кипятитесь, Чайник. Лучше немного остыньте и
припомните, что мы оба семейные люди, и проводим сейчас крайне опасную операцию.
БОРИС. Когда я вижу эти глаза, у меня все вылетает из головы.
ЖАННА (с иронией). О, а у вас и правда есть чему вылетать?
БОРИС. Господи, один поцелуй!
ЖАННА. Нет. И еще тысячу раз нет. И, пожалуйста, верните в
свою головенку то немногое, что уже успело из нее так легкомысленно вылететь.
БОРИС. Боже мой! Какая женщина!
ЖАННА. Пустое. Просто вы еще не видели ту, что восседает сейчас
в сортире за стенкой.
БОРИС. Умоляю – лишь один поцелуй! (Приобнимает ее).
ЖАННА. Чайник! Не забывайте, что у меня с собой пистолет!
БОРИС. Да хоть артиллерийская установка!
ЖАННА. Н-да-а… Нынче утром шла мимо стройки и ну надо же! – не
сообразила прихватить с собою одну из табличек. Очень бы сейчас пригодилась.
БОРИС. Табличка? Какая?
ЖАННА. «Не влезай – убьет!»
БОРИС. А, да делайте со мной, что хотите!
(Пылкий, продолжительный поцелуй).
5.
(ИВАН и ЛЮБА).
ИВАН. Ну вот какого, какого лешего ты спустила мою муку в
унитаз!?
ЛЮБА. Да она же паршивая! Ты бы, Вань, все кишки себе только
испортил!
ИВАН. Не трогай мои кишки! Уже муку мою тронула – хватит,
спаси-ибо! (Низкий поклон, выбросив вперед правую руку).
ЛЮБА. Да я ж тебе этого добра хоть мешок куплю, только
заикнись! Ну, сбегать?
ИВАН. Идиотка! Курица бестолковая! Господи, какая же ты идиотка!
(Сел, обхватив голову руками. Пауза).
ЛЮБА. Ванечка… А я… а у меня для тебя заготовлен этот… сюрпризик. Ага. Только вот не знаю – порадует он тебя или не так, чтобы…
ИВАН. Уже порадовала! Во как! По горло!
ЛЮБА. Но у меня и правда есть одна небольшая… радость.
И сказать, какая?
ИВАН. Не-ет! И так счастья полные штаны!
ЛЮБА. Но это ведь… и тебя немножко касается. Так вот.
Короче, где-то этак через полгодика у нас, Вань, с тобой будут… тройняшечки.
(Пауза).
ИВАН (негромко и страшно). Чего-о-о?..
ЛЮБА. Т-т-тройняшечки… б-б-будут…
ИВАН (взревел). Какие еще тройняшечки!?
ЛЮБА. Ма-аленькие. Такие. (Показывает). Девочки. Три… Это врач
так сказала, которая ультразвуком во мне ковырялась.
ИВАН (сквозь зубы). О, Господи…
ЛЮБА. Да понимаю я, чего ты расстроился. Конечно. Что ж тут
неясного? Ты ведь мальчиков больше любишь, а тут бац! – и девочки. Три.
Ма-аленькие…
ИВАН (после паузы, тихо). Люба, скажи… ты меня окончательно
этими своими девочками добить решила? С концами?
ЛЮБА (с обидой). Ванечка… да разве я виновата, что это девочки?
Да я ж наоборот – хотела тебя побаловать мальчиком, а тут… бац!..
ИВАН. Лю –ба! Но у меня ведь уже –бац! – и есть, есть мальчик!
Семилетний сынишка! Петя! И - хватит! Достаточно! Так какого ж дьявола ты меня еще и девчонками-то грузишь своими!?
ЛЮБА. Я!? Я тебя гружу!? А по-моему это ты, ты меня ими три
месяца назад нагрузил!
ИВАН. Не кричи на меня! А то ишь! Муку мою, значит, в унитаз
спустила, отрастила пузень без моего ведома, а теперь еще и писк поднимаешь!?
ЛЮБА. Да! Потому что мне уже, черт возьми, тридцать лет, а у
меня до сих пор ни семьи, ни детей! Ничего! Ноль! Кроме идиота-любовника, который из-за своих же родных детишек готов меня на куски разорвать! Да чего там из-за детишек – из-за какого-то паршивого пакета с мукой!
ИВАН (кричит). Ну а аборт сделать нельзя!?
ЛЮБА. Нет!
ИВАН. Почему!? Может, еще успеешь!?
ЛЮБА. Нет!! Вот назло тебе возьму вот, да и рожу! И сама воспитаю!
ИВАН. Да!?
ЛЮБА. Да!
ИВАН. Это всех-то троих!?
ЛЮБА. Да хоть четверых! Папа с мамой помогут! Ну а ты… ты…
Нет, Ульяночка, ты только глянь в эти подлые глаза этой гадкой собаки! Да ему же ни я нафиг не нужна, ни наши с ним ляльки! Ему только муку одну подавай! Да побольше, побольше! Полные штаны!
ИВАН. А ну, незамедлительно прекратить этот писк!
ЛЮБА. Это ты, ты пищишь! А я… я… я тебя ненавижу – понял?
Ненавижу! Ладно, все, Ульянка, пошли отсюда! (Быстро уходит. В дверях остановилась). Ну а с мукой, если хочешь знать, я тебя разыграла!
ИВАН (оторопел). То есть… как разыграла?
ЛЮБА. А так! Так! Там, возле унитаза можешь найти пакетик свой ненаглядный! Возьми его, да и жри, давись, лопай свою любимую чахоточную муку, пока пузо не треснет! Тьфу!..
(Убегает).
6.
(БОРИС и ЖАННА возле постели,
одеваются и веселятся).
ЖАННА. Да-а, Боренька, игра в детективов нам явно удалась!
БОРИС. Жаннусь! Это было просто обалденно! (Прыснул). «Агент
Чернобурка!..»
ЖАННА. На мой взгляд, многоуважаемый агент Кастрюля… извиняюсь, Чайник, это - наилучшая ролевая игра из всех, что мы
провели. Хотя недурственно получилась у нас как-то, признаться, и криминальная парочка в бегах, нечто наподобие этаких Бонни и Клайда.
БОРИС. Ну а я, Жаннусь, дико балдел, когда мы изображали двух
полярников на отколовшейся льдине. Ну, помнишь, в январе на даче у моего корешка?
ЖАННА (усмехнулась). Хорошо еще, что ты тогда, объясняясь мне в
горячей своей любви, ничего себе в сугробе не отморозил. А не то могла бы сорваться наша обязательная, финальная постельная сцена. В которых, кстати, ты, заинька, просто бесподобен. (Поцелуй).
БОРИС (воркует). Ну уж нет, это ты, ты во всех сценах куда выше
меня, моя ласточка. А особенно в те моменты, когда ты ниже меня. (Ответный поцелуй).
ЖАННА. Ну да ведь я не зря когда-то была актрисой, в театрах
служила. Так что до сих пор и ищу ярких, незабываемых впечатлений, которых не дает мне, увы, мой унылый супруг.
БОРИС. Сочувствую.
ЖАННА. Взаимно. Ведь и ты постоянно жалуешься на свою вечно
кислолицую половину.
(Пауза).
Ну, и чего затих, чайничек? Обиделся на свою верную кастрюльку?
БОРИС. Кастрю… то есть, Жанна…
ЖАННА. Да?
БОРИС. Знаешь, а у меня ведь имеются новости…
ЖАННА. Какие?
БОРИС. Сколько мы не виделись с тобой после нашей последней
встречи?
ЖАННА. Да где-то около трех месяцев. А что?
БОРИС. Так вот. Можешь меня поздравить.
ЖАННА. С чем?
БОРИС. Где-то с месяц назад мы с кислолицей моей расстались.
ЖАННА. Как, насовсем?
БОРИС. С концами.
ЖАННА. Вот те на-а… А что же случилось?
БОРИС. Представляешь – ей кто-то напел в уши, что у меня есть
любовница.
ЖАННА. То есть – я?
БОРИС. Естественно. Ну, моя бабенка принципиальная – тут же
подала на развод, прихватила в охапку обоих наших дочурок, да и умотала к матери. Как в прямом, так и в переносном смысле.
ЖАННА. Погоди, Борь. Может, все еще образуется?
БОРИС. Перестань. У нас и без того ведь в последнее время совсем
разладились отношения. Ну а это стало самой последней каплей.
ЖАННА. Та-а-ак…
(Пауза).
БОРИС. О чем ты думаешь?
ЖАННА. Да вот… кое-что обмозговываю.
БОРИС. И что же?
ЖАННА. Да как же теперь подготовить тебя-то к моей-то новости.
БОРИС (изумлен). Как – и ты разводишься со своим!?
ЖАННА. Рано радуешься.
БОРИС. В чем же дело тогда, Жаннусь?
ЖАННА. Боря… тебе известно ведь, что у меня есть сынуля.
БОРИС. Разумеется. И – что?
ЖАННА. А то, что этот ребенок… он…
БОРИС. Ну?
ЖАННА. От тебя.
(Пауза).
БОРИС (хрипло). А ну, повтори. Повтори, что ты сейчас сказала.
ЖАННА (внятно). Мой дорогой, ненаглядный сынок – от тебя.
БОРИС (потрясенно). Ну ити-ить твою… (Пауза).
ЖАННА. Ну и чего затих?
БОРИС. Перевариваю.
ЖАННА. Приятного пищеварения.
БОРИС. Итак, значит… твой ребенок не от твоего унылого муженька?
ЖАННА. Ну наконец-то дошло, не прошло и полгода… Он – от
тебя. Что, кстати, очень легко доказать.
БОРИС. Как?
ЖАННА. У тебя же есть на боку родимое пятно в виде сердечка?
БОРИС. Ну.
ЖАННА. Так вот и у сынули у моего - такое ж и на этом же самом
месте. Копия.
БОРИС. Зна… значит, у меня все же есть, есть сын, о котором я
всю жизнь мечтал?
ЖАННА (ласково). Сбылась мечта идиота.
БОРИС. Да, а почему ты раньше-то об этом молчала?
ЖАННА. Помня о наших семьях, не хотела осложнять наши чудные
с тобой отношения. Зачем? Ну а теперь – когда ты не связан своей семьею…
БОРИС. Тогда и ты бросай свою! И выходи за меня!... Ну – и чего
замолчала?
ЖАННА (шутливо). Перевариваю… Ну а если серьезно, то на твое
предложение я сразу же отвечаю – нет.
БОРИС. Почему?
ЖАННА. Да ну ты сам-то помозгуй, Борь: ну вот как, как я сознаюсь
мужу, что наш ребенок – не от него? Да нет, я на такое никогда не пойду. У меня еще совесть осталась.
БОРИС. Ерунда! «Совесть!» Интеллигентские слюни!
ЖАННА. Вполне возможно.
БОРИС. Ну хорошо! Тогда я пойду, да и сам ему выложу, что его
пацаненок – мой! И что ты теперь моя жена, и только моя!
ЖАННА. Не смей!
БОРИС. Ну почему!?
ЖАННА. Я этого – не хочу. И вообще, милый, пускай все идет, как
прежде. Во всяком случае, мне так спокойнее. Пока. Ну а там… со временем…
БОРИС. Что, что – там?
ЖАННА. Там видно будет.
БОРИС (вздыхает). Ну, раз уж ты так желаешь…
ЖАННА. Спасибо, что ты меня понял.
БОРИС. А вот выпить за здоровье моего парнишки не помешает.
ЖАННА. Удивительно трезвая и своевременная идея. Ладно,
я – в буфет. Ну а ты оставайся пока наедине со своими мыслями. Я ведь вижу, дорогой, как ты взволнован. (Целует его и уходит).
БОРИС (возбужденно ходит по номеру). Нет, ну это ж надо: у меня –
сынишка! Свой! Родная кровь! Господи, это сколько ж лет я мечтал-то о нем! И вот... (Внезапно как бы что-то услыхал за стеной справа. Задумался…)
7.
(ИВАН выходит из санузла с пакетом).
ИВАН. А и правда, Потап – вот он, пакетик. Ну а теперь садимся и
ждем курьера. (Убирает пакет). Да, а дверь мы на всякий случай пока закроем.
(Идет к двери, а ему
навстречу входит БОРИС).
БОРИС (улыбаясь). Тук-тук-тук! Можно?
ИВАН. Как, опять вы?
БОРИС. Похож?
ИВАН. Даже чересчур. Но я занят.
БОРИС. Да я на секунду. Заглянул еще разок попросить у вас с вашей
дамой прощения.
ИВАН. Не стоит. Тем более, что дама уже ушла.
БОРИС. О, тем лучше! Тогда поделюсь-ка я с вами своею радостью,
как мужик с мужиком.
ИВАН. Погодите, но вы уже вроде бы… трезвый?
БОРИС. Ха! Ну так еще бы не протрезветь! Вообразите - только что
выяснил, что у меня есть сын! Сын!
ИВАН. И что? И у меня сын. А теперь до свида…
БОРИС. Но ведь я-то об отпрыске своем только-только узнал!
Через семь-то лет!
ИВАН (удивлен). Через семь лет?...
БОРИС. Ну! Именно столько моя любовница всем напропалую трепала, что пацаненка ей заделал ее законный супруг! И он же, представляете, больше всех ей верил, гордо, как олень, таская все эти годы рога на башке! Ха-ха-ха!..
ИВАН. И на самом деле смешно. Ну а теперь…
БОРИС. Но только и это еще не все!
ИВАН. Как, да у вас еще и дочурка какая-нибудь сорокалетняя объявилась?
БОРИС. Да нет! Но я просто хочу сказать, что очень легко доказать,
что пацаненок-то именно мой! Заделанный вот этими вот собственными рука… то есть, не руками, а… Ну, в общем, железобетонно мой парнюга.
ИВАН. На нем где-нибудь стоит ваша подпись?
БОРИС. Почти! Мое родимое пятнышко! В виде сердечка! И,
знаете, где оно?
ИВАН. Ей-ей, стесняюсь даже подумать.
БОРИС. Не угадали! Тут, на левом боку!
ИВАН (насторожился). В виде сердечка? На левом боку?..
БОРИС. Ну! Вот! (Задирает рубашку). У пацана – точь-в-точь
такое же! Одно к одному!
(Пауза).
Ну? И что вы на это мне скажете?
ИВАН. Боже, какой кошмар…
БОРИС. Никакого кошмара. Наоборот – очень даже симпатичная родинка.
ИВАН. Его имя?
БОРИС. Моего пятнистого соколенка?
ИВАН. Да!
БОРИС. А что?
ИВАН. Надо!
БОРИС. Ну, допустим, Петя...
ИВАН. Итак, Петя с такой же родинкой на этом же самом месте,
семи лет?
БОРИС. Совершенно верно… Что-нибудь еще хотите узнать?
ИВАН. Да!
БОРИС. И что?
ИВАН. Вода... Тут есть где-нибудь вода?
БОРИС. Вода? Ну, наверное, там… (Кивает на санузел). А зачем вам вода?
ИВАН. Да пока еще не решил: или чтобы попить, или - утопиться.
БОРИС. Утопиться?..
(Появилась ЖАННА с пакетом).
ЖАННА. Боренька, а я услыхала в этом номере твой голос – ну и…
(Ахнула). Ваня!?..
(Пауза).
БОРИС. А вы что… знакомы?
ЖАННА. В какой-то степени… Это – как бы тебе помягче-то сказать… В общем, короче, это - мой супруг.
БОРИС. Кто-о-о!?
ИВАН. Жанна, ответь… это все… правда?
ЖАННА (категорично). Ну разумеется, нет! С чего ты взял? Ты ошибаешься, Вань. Чем хочешь клянусь, что ты ошибся. Ей-ей, это совершенно исключено. Это абсолютно… Да, кстати, а о чем ты?
ИВАН. О чем? А вот об этом! (Задирает у Бориса рубаху). Об этом
вот родимом пятне!
ЖАННА. О пятне?..
ИВАН. Да!
ЖАННА. Ну а что, что пятно?
ИВАН. Забыла? Да такое же у нашего с тобой сыночка!
ЖАННА. Что ты говоришь!
ИВАН. Да!
ЖАННА (смотрит). Хм… И совсем не такое. Абсолютно.
ИВАН. Разве?
ЖАННА. Ну да. Если хорошенько вглядеться, то у нашего крохи
оно… оно…
ИВАН. Ну?
ЖАННА. Гораздо меньше.
ИВАН. Естественно! Но по форме-то, по форме-то один к одному!
ЖАННА. Слушай, Вань, ну не будь таким формалистом.
ИВАН. А я утверждаю, что оно такое же! И тогда это что же – получается, что мо… наш ребенок от этого пятнистого мужика?
ЖАННА. Не говори ерунды. Простое совпадение. И ни к чему из
ни в чем не повинного родимого пятна делать слона.
ИВАН. А ты не делай из меня идиота!
ЖАННА. А сам, сам виноват!
ИВАН. Я!?
ЖАННА. Ты!
ИВАН. Чем!?
ЖАННА. «Чем!..» Да навоображал в своей головешке Бог знает что,
и теперь несешь всю эту чушь.
ИВАН. Но ведь он же сам, сам мне только что признался, что он отец
Пети!
ЖАННА. Сам?..
ИВАН. Да! Прямо и откровенно заявил, что семилетний Петя с таким
же пятнышком – от него!
ЖАННА. Ну, мало ли на свете семилетних Петь. Петь, Питеров,
всяких там Петруччо…
ИВАН. А – пятнышко!? Такое же! Одно к одному! У обоих!
ЖАННА (отбросив наконец игру в «несознанку», Борису, с негодованием). Ну и зачем, зачем ты все ему разболтал? Ведь я же тебя просила!
БОРИС. Да ну откуда я знал, что это твой муж!?
ЖАННА. «Откуда!..» А не надо было вообще языком об этом трепать! Кто тебя заставлял? Да еще, понимаешь, и пузень перед ним заголил! Тьфу!..
ИВАН. Что ж, поня-атно… Так вот, вот каким, значит, образом моя
дражайшая половина проводит свое свободное время. В компании с каким-то голопузым мужиком, в какой-то третьеразрядной гостинице…
ЖАННА (язвительно). Видишь ли, ангел безгрешный мой. Но ведь и
ты вроде как недурно развлекаешься тут же по соседству с некой «ангелицей».
ИВАН. Та-ак! Так это ты, что ли, сюда его подсылала? Чтобы он под
видом рогатенького пьянчуги шпионил за мною?
ЖАННА. Да ну какое, дорогуша, это имеет теперь значение? Как
гласит известная чукотская поговорка – «Финита ля комедия!» Да, а где же, кстати, твоя боевая подруга? До сих пор в унитазе застряла?
ИВАН. Люба? Она ушла.
ЖАННА. Куда? За очередной тонной презервативов?
ИВАН. Нет… Навсегда.
ЖАННА. О-о, мои искренние соболезнования. Прошла любовь,
завяли помидоры… Как это в небезызвестном романсе? «Отцвели уж давно помидоры в саду-у…»
(Влетела ЛЮБА, бросается к Ивану).
ЛЮБА. Ванечка, миленький, прости! Лишь теперь, теперь я, дурочка, поняла, что не могу без тебя!
ЖАННА (вполголоса). Н-да-а! Помидоры продолжают цвести и пахнуть!
ИВАН. А ну, немедленно встань с колен!
ЛЮБА. Солнышко! Ты ведь не бросишь меня и трех наших малюток?
ИВАН. Лю-ба!! Тут – посторонние!
ЛЮБА. А? Где?.. (Огляделась). Ой, и правда… (Встает).
ЖАННА. Оч-чень, знаете, интересно! Особенно насчет трех малюток. Браво!
БОРИС. Грандиозно.
ЛЮБА. Постойте… Это, кажется, вы недавно сюда заглядывали?
БОРИС. Некоторым образом, с вашего позволения...
ЛЮБА. Ну да, да, ваш голос, только не такой пьяный.
БОРИС. Виноват, сегодня же вусмерть упьюсь, чтобы соответствовать.
ЛЮБА. Ну а это, наверное, и есть та Люба, которую вы искали и которая рожонки вам наставила?
БОРИС (почесав лоб). Да как сказать…
ЖАННА. Нет! Я не Люба! Я куда хуже. Я – Жанна! Его супруга!
ЛЮБА (ахнула). Вы - жена Вани!?..
ЖАННА. Увы!
ЛЮБА. Мамочки!
ЖАННА. Да не пугайтесь, чего уж там… Как говорится, ну что за пустяки между нами, дворянами… Ну а вы, милочка, как я понимаю, его любовница?
ЛЮБА (смутившись). В каком-то смысле…
ЖАННА. Не прибедняйтесь. Да не в каком-то, а в самом что ни на есть
прямом. Раз уж, как уверяете, настрогали ему уже аж целых троих малюток.
ЛЮБА (вздыхает). Да нет, они у нас еще только намечаются…
ЖАННА. О, и сразу трое?
ЛЮБА. Да. Девочки.
ЖАННА. Фантастика.
БОРИС (подмигнув Ивану). Старина, да ты, как я погляжу, не промах
по части девочек.
ЖАННА. Что же. А теперь, вероятно, пора подвести итоги. Ну что
вам сказать? Живите, как говорится, и размножайтесь. Ну а я вашему счастью мешать не стану. А потому завтра же подаю на развод. Естественно, Петруша остается со мной.
ИВАН. Но…
ЖАННА. Все!
ЛЮБА. Как? Вы решили остаться одной и с ребенком?
БОРИС. Ну почему же одной? Теперь я, я с радостью на ней женюсь.
ЛЮБА. Ну а Любашу свою что же теперь – бросаете?
БОРИС. Я? Какую свою Любашу?..
ЛЮБА. «Какую!» Да которую вы искали недавно в этом номере и
рожонки от которой хотели помыть.
БОРИС (почесав лоб). Ну что вам сказать на это?..
ЛЮБА. Ага! Нечего сказать!
ИВАН. Люба, умоляю – помолчи хоть немного.
ЛЮБА. Защищаешь его? Солидарность мужская? А этот ведь тип,
еще и рога как следует не помыв, намылился заделаться отцом твоего Петьки!
ИВАН (устало). Да нет, Петя не мой сын.
ЛЮБА. Что-о-о!?
ИВАН. Да…
ЛЮБА. То… то есть как это не твой? А - чей?
ИВАН. Его.
ЛЮБА. Его-о-о!?
ИВАН. Да. Он – настоящий отец Пети.
ЛЮБА (недоверчиво). Да с чего ты взял?
ИВАН. Это обнаружилось, пока тебя тут не было.
ЛЮБА. Ну ма-ать моя… Оказывается, этот субчик не только Любашу
свою добросовестно драил, как матрос бляху – но еще и… Поздравля-аю, рада за вас, мадам! Вот уж действительно – ласковое теля двух маток… того. (Достает кошку). Ну а ты, Уля, не слушай, что мы тут несем. Это не твоих невинных ушат дело. Да и тебя, Потапус, это, кстати, тоже касается.
ЖАННА. Что же, теперь понятно, на какой же такой почве вы снюхались. Игрушки! (Взяла медведя и потрясает им). Вот, вот чем жил и дышал все эти годы мой дорогой муженек, оставляя на заднем плане семью!
ИВАН. Жанна, а может, не надо сейчас об этом?
ЖАННА. Да нет уж! Надо! На-адо! Поскольку у меня, понимаешь, уже
давно накипело! Ибо проклятые эти, эти чертовы игрушки заполонили собой весь наш дом, всю нашу жизнь! (Швыряет медведя на пол).
ЛЮБА (в ужасе). Потап!! (Поднимает игрушку и прижимает к
груди).
ЖАННА. Н-да-а-а! И угораздило же меня связаться с этим
великовозрастным дитятей! Ведь иногда я, ей-ей, затруднялась даже понять: это что же я – вышла за него замуж или, может, усыновила его?
ЛЮБА. Ну так это ж прекрасно, когда мужчина остается в душе
ребенком!
ЖАННА. Но не до такой же степени, чтобы ночью иногда так и
тянуло дать ему пососать грудь, а не дать что-нибудь, так сказать, иное!
ИВАН. Жанна!..
ЖАННА. Ну вот почему, почему ты, Иван, к примеру, когда упал спрос на игрушки, не сменил работу? Тогда, глядишь, мне и не пришлось бы уходить из театра на рынок, чтобы днями торговать там каким-то дешевеньким китайским барахлом, позабыв об искусстве. Это ты, ты, ты разрушил все мои творческие мечты и планы, это ты загубил мою жизнь!
БОРИС. Дорогая моя, успокойся. Мы поженимся, и ты сможешь
вернуться опять в свой родной театр.
ЖАННА. Хотелось бы… А теперь, короче, я все, все сказала.
И надеюсь, что у вас впереди реальная, подлинная, а не какая-то, как была у нас, Иван, с тобой игрушечная и ненастоящая жизнь. Идем, Боря!
(Они уходят).
ЛЮБА (передразнивает Жанну). «Это ты, ты загубил мою
жизнь!» Да ну уж нет, это ты, ты, себялюбивая идиотка, едва не загубила бедненького Потапку! (Пауза). Что, Вань, расстроился? Да плюнь на нее.
ИВАН. А на сына? Который, как выяснилось через столько-то лет, вовсе и не мой сын.
ЛЮБА. Ничего! Зато у тебя скоро появятся сразу три славненькие
дочурки! Ты ведь теперь свободен и женишься, да, на мне? Женишься, Ванюш?.. Почему ты молчишь?
ИВАН (поглядев на часы). Люба…
ЛЮБА. Да?
ИВАН. Знаешь, я и правда хочу побыть один.
ЛЮБА(печально). Опять нас с Ульянкой гонишь?
ИВАН. Да нет. Просто мне надо посидеть, подумать, собраться с мыслями...
ЛЮБА. С какими?
ИВАН. Если по правде, с тяжелыми.
ЛЮБА. А ты их выброси из башки.
ИВАН. Не получается.
(Пауза).
ЛЮБА. Ты… меня разлюбил?
ИВАН. Перестань.
ЛЮБА. Тогда почему желаешь опять избавиться от меня?
ИВАН. Да потому… потому… что мне сперва надо поговорить с
Потапом. Наедине. По-мужски…
ЛЮБА. Понимаю… Это надолго?
ИВАН. Не знаю. Поэтому прошу – выйди, пожалуйста. А потом
поговорим и с тобой. Откровенно. Начистоту. До конца.
ЛЮБА. Откровенно? О… чем?
ИВАН. Скоро узнаешь.
ЛЮБА. Нну хорошо… тогда мы с Ульянкой в коридоре пока
подождем, да?
ИВАН. Да. Пожалуйста.
ЛЮБА. Все, мы уже уходим, уходим, уходим… (Уходит).
ИВАН. Ну, что, Потап? В душе ты, наверное, надо мною
смеешься, да? Или жалеешь меня? Или… презираешь? Впрочем, в любом случае ты прав, косолапый. Уж такие мы, оказывается, удивительные существа – люди. Сколько ведь веков живем вместе, в одних и тех же городах, зачастую под одной крышей – а так и не научились относиться друг к другу по-человечески. Вечно мы или завидуем кому-то, или боимся, или презираем, или обманываем друг друга… Если же совсем коротко, то скажу так, чтобы даже и ты, медведь, меня понял: человек человеку – волк. А почему? Да потому что так и не научились мы, люди, за все-то эти века нести друг для друга только одно лишь добро и свет… (Вздыхает). Увы!..
Ну а теперь-то уяснил, Потап, отчего так трудно найти в мире надежных и верных друзей? И отчего же я так привязался к тебе, простому плюшевому медведю? Да потому, что знаю: ты меня не обманешь и не предашь. Существа, человечнее, чем ты, я, ей-ей, еще не встречал. Даже и вот в эту трудную минуту, как сам видишь, некому мне душу свою излить, не с кем пооткровенничать-то по-человечески, кроме как с тобою, плюшевая моя дорогая зверюга. (Вздыхает). Вот так-то вот, брат Потап…
(Заглянула ЛЮБА).
ЛЮБА. Ванюш, ты все? Можно?
ИВАН. Заходи.
ЛЮБА (заходит). Ну, и о чем ты хотел со мною поговорить?
ИВАН. Люба, давай начистоту.
ЛЮБА. Давай.
ИВАН. По правде говоря, ты меня совсем мало знаешь.
ЛЮБА. Я? Тебя? Да за эти два года, как ты продал мне Ульянку,
я тебя изучила, как свой собственный носик. И знаю, что ты в принципе очень добрый, скромный и порядочный человек.
ИВАН. Нет, ты меня еще мало знаешь. Понимаешь, Люб, я, похоже,
вляпался в одно нехорошее дельце.
ЛЮБА. В какое?
ИВАН. Ну-у…
ЛЮБА. Да в какое ж?
ИВАН. Да нет, пока помолчу. Но только у меня, Люб, могут возникнуть очень, очень серьезные неприятности.
ЛЮБА. Ванечка! Да мы с Улей дунем за тобой хоть на край могилы,
как декабристки!
ИВАН. Ну, до этого, надеюсь, дуть еще далеко. Впрочем, дело ведь не
только в этом…
ЛЮБА. А в чем же еще?
ИВАН. Понимаешь, Люб… не очень-то хотелось бы сейчас вспоминать о…
ЛЮБА. О чем?
ИВАН. О… о твоей маме.
ЛЮБА (удивлена). О моей маме?.. А при чем тут моя мама?
ИВАН. Ну, в общем… это другая моя проблема.
ЛЮБА. Моя мама твоя проблема?..
ИВАН. В какой-то степени. Видишь ли… я не против, чтобы ты стала
моей женой, но, ей-ей, меня нисколько не греет мысль, что твоя мама станет при этом моей тещей.
ЛЮБА. Погоди, а разве ты знаком с нею?
ИВАН. Еще нет.
ЛЮБА. Вот видишь! Да знай ты ее хоть немножко, то моментально
бы убедился, какой это прекрасный и замечательный человек! А как ее уважают ее коллеги в полиции! Она ведь у нас не кто-нибудь, а полковник. И имеет перспективы…
ИВАН. Да знаю я это, знаю!
ЛЮБА. Разумеется, я же тебе рассказывала о ней.
ИВАН. Рассказывала… И не только ты.
ЛЮБА. А еще-то кто?
ИВАН. Кто? Один мой недавний знакомый. Олег.
ЛЮБА. Олег? Какой Олег?
ИВАН. Муж старшей твоей сестры, Марины.
ЛЮБА. А-а, Олежка! Ну и что ж, интересно, этот бегемот рассказывал
о моей маме?
ИВАН. Не знаю, право, стоит ли об этом?..
ЛЮБА. Еще как стоит! Давай уж, растолкуй, отчего это моя мамуля не греет тебя, как теща.
ИВАН. Люба, и все же, может, об этом как-нибудь в другой раз? А сейчас мне и правда желательно побыть одному, чтобы хоть как-то собраться с мыслями.
ЛЮБА. Никаких собраний. Никаких мыслей. Выкладывай одни факты. Итак, чем же, каким же таким местом тебя не греет моя мама?
ИВАН. Чем? Ну, например, тем, что дома она требует ото всех
железного порядка и дисциплины.
ЛЮБА. И что? У нее служба такая.
ИВАН. Но ведь дом-то – не служба.
ЛЮБА. Ну, да, да, допустим, есть у мамули такой маленький и
забавный бзик с дисциплинкой. Недаром мы, родные ее, так потешаемся за ее спиною над этим и называем ее почти, как Дзержинского – «чугунный Феликс».
ИВАН. Это понятно. Вы с нею вместе сколько уже живете, ну а ты вообще выросла в железных объятиях этого чугунного Феликса. А вот если в вашу семью войдет какой-нибудь другой, посторонний человек… Ну, типа Олега…
ЛЮБА. Ну, вошел он. И что?
ИВАН. А то, что через месяц после его свадьбы с Мариной твоя мама
стала помыкать им, как последним мальчишкой.
ЛЮБА. Это он так сказал?
ИВАН. Да, признался как-то нам с Потапом по пьянке. Потап, слушая
его исповедь, то и дело хватался лапой то за сердце, то за бутылку.
ЛЮБА. Ну да, бывает, мама и покрикивает на Олежку порою, и что?
ИВАН. Порою! Да она с утра и до вечера грызет его, как студент
гранит науки. Всю плешь ему переела, которая у него моментально выросла после женитьбы, и все благодаря бравой теще в погонах.
ЛЮБА. Та-а-ак… Так вот почему они с Маринкой переехали недавно
от нас на съемную квартиру…
ИВАН. Именно поэтому! Но только неумолимый чугунный Феликс его и там достает!
ЛЮБА. Ну ведь надо же помочь молодым воспитывать внучку
Снежанку.
ИВАН. Надо! Но ведь внучку же воспитывать, а не зятя! И при этом
литрами пить из него кровь!
ЛЮБА. Ей-ей, вы с Олегом делаете из мухи слона.
ИВАН. Зато мамуля твоя способна одним лишь взглядом превратить
любого кудрявого слона в плешивую муху!
ЛЮБА. Ой, да ла-адно!
ИВАН. «Ла-адно!..» Да ты бы видела неизбывную коровью печаль у
Олега в глазах, когда он рассказывает о своей теще! А те дни, когда железный Феликс чугунной своею поступью заявляется к ним в гости за очередной порцией его крови, Олег помечает в своем календаре огромными черными траурными крестами! Да! Да! А теперь что – и мне подставлять несчастную свою шею под чугунную и горластую тещу?!
ЛЮБА. Да я свою, свою шею вместо твоей подставлю, Ванечка!
ИВАН. А вот этого – не надо! Марина уже подставляла свою, и что?
Только чирьи у нее по всей шее пошли!
ЛЮБА. А об этом-то откуда ты знаешь?
ИВАН. Олег рассказывал! Нет, ты представляешь, когда он жаловался
на твою маму, то этот парнюга весом под девяносто кэгэ, штангист-перворазрядник, рыдал на моем плече, как обделавшийся при виде злой собаки младенец.
ЛЮБА. Иди ты! Что, и правда?
ИВАН (крестится). Святая! Потап свидетель! Да твоя мамуля, если
на то уж пошло, то однажды вообще засветила Олегу под левый глаз!
ЛЮБА (ахнула). Что-о-о!?
ИВАН. Да!
ЛЮБА. Какой кошмар!
ИВАН. Полный!
ЛЮБА. Какой ужас!
ИВАН. Кромешный!
ЛЮБА. Какое безобразие!
ИВАН. Форменное!
ЛЮБА. Да как, как же этот шестипудовый молодой негодяй
осмелился довести мою мамулю до такого ужасного состояния!?
ИВАН. Как? А очень просто! Крайне вежливо попросил ее больше
не лезть в его семейную жизнь!
ЛЮБА. Прямо так и сказал?
ИВАН. Так и сказал!
ЛЮБА. Вот идиот! Ну кретин! Да ну как же, как, скажите на
милость, ей туда не лезть, если она мать Марины и бабуля Снежанки!?
ИВАН. Да хоть дедуля! Нечего распускать свои полицейские, свои чугунные грабли!
ЛЮБА. Да, а чего же этот твой плаксивенький штангист-нытик не дал ей сдачи?
ИВАН. А ты представляешь – боялся!
ЛЮБА. Чего-о?
ИВАН. Убить ее с одного удара!
ЛЮБА. Мою ма-аму? Уби-ить? Эту железобетонную, эту монолитную женщину?
ИВАН. Да!
ЛЮБА. С одного-то удара?
ИВАН. Да! Да!
ЛЮБА. Х-ха! Да ее и табуреткой-то отравленной фиг с разбегу убьешь.
ИВАН. Вот тебе и «х-ха»!..
ЛЮБА. Господи, но как ты разволновался…
ИВАН. Ну так еще бы – такие блистательные семейные перспективы!
ЛЮБА. Нет, Ванечка, тебе необходимо сейчас же, незамедлительно успокоиться.
ИВАН. Хорошо бы! Да - как?
ЛЮБА. Элементарно. Эй, Ульянка, Потапус – а ну-ка, отвернулись, родимые, к стеночке. А мы пока с Ванечкой… тут, в кроватке…
ИВАН. Никаких кроваток! Никаких к стеночке! Наоборот! Кое-кого из
присутствующих здесь - за дверочку! И немедленно! Прошу!
ЛЮБА. Но ты же недавно сам собирался со мною прилечь.
ИВАН. А сейчас я хочу остаться один! Ясно? О-дин! Как перст!
ЛЮБА. О, Господи… Ну хорошо, хорошо, перстик ты мой
взволнованный. Так и быть уж, оставайся один… пока я в буфетик сгоняю за сладеньким.
ИВАН. Пока! Ну а потом-то исчезнешь отсюда?
ЛЮБА. После буфетика? Постараюсь.
ИВАН. Да нет уж, ты не постарайся, а элементарно, пошло уйди.
ЛЮБА. Нну хорошо.
ИВАН. Честное слово?
ЛЮБА. Честнее некуда.
ИВАН. Поклянись Ульянкой, что ты уйдешь!
ЛЮБА. Клянусь! Ну а теперь-то мне веришь?
ИВАН. Теперь да.
ЛЮБА. И чудненько. Ну а сейчас благоговейно оставляю несчастненького моего мальчика наедине с его закидонами и ухожу, ухожу, ухожу… (Уходит на цыпочках).
(ИВАН сидит какое-то время, тяжело
размышляя. Наконец звонит).
ИВАН. Алло! Полиция? Извините, а я не могу перетолковать с
кем-нибудь на тему сбыта наркотиков? Соединяете? Спасибо… Майор Красавченко? Очень, очень приятно. Беспокоит вас Макушкин Иван Иванович. Товарищ Красавченко, докладываю, что через пятьдесят минут здесь, в сорок четвертом номере гостиницы «Ландыш» я должен продать одному неизвестному мне негодяю пакет наркотиков за четыреста тысяч рублей. Да, за четыреста. Подлые имена и фамилии нелюдей, подсунувших мне эту гадость, я готов назвать.
Так вот нельзя ли, дорогой товарищ майор, если вас это не затруднит, арестовать меня при упомянутой сделке? Нисколько не затруднит? Огромнейшее спасибо! Век, век буду вам благодарен! Да, если при аресте в номере будет ошиваться некая липучая, как скотч, молодая бабенка по имени Люба, то уверяю, что она тут ни при чем. Эту назойливую беременную липучку совершенно случайно, неизвестно какого черта сюда занесло. Что же касается до меня, то я полностью осознаю свою вину, горько раскаиваюсь и готов понести самое суровое наказание.
Кстати – а что же мне за это корячит… светит? (Возмущен). Что-о-о!? То есть как это условный срок!? Да вы что, издеваетесь? «Условный!» Ну уж не-ет, дорогуша, позво-ольте! Ну и что, что я раскаялся и готов пойти на сделку со следствием? Подумаешь! Эка невидаль! Это еще не причина для столь мягкого наказания! Отнюдь! Да ведь это ж наркотики, товарищ майор! Понимаете? Нар-ко-ти-ки! Крайне тяжкое уголовное преступление! И ну нет, нету такому гаду, как я, ни малейшей пощады! Короче – если вы не отправите меня за решетку, то я вам тогда на допросах ничегошеньки не скажу! И под пытками не сознаюсь, хоть режьте и рубите меня на квашеную капусту с укропом!.. Ну - уяснили? Сла-ава Богу! Наконец-то! Да, а, может, мне для верности оказать сопротивление при аресте? Любопытно, а такая штуковина во сколько же годочков мне обойдется?.. Да? Гм!.. Да нет, это уже многовато. Перебор. А вот лет бы этак пяток за наркотики – это именно то, о чем я сейчас дико мечтаю. Итак, значит, по рукам? Спасибо!
Но у меня при этом два небольших, но обязательных условия. Какие? Ну, я, во-первых, прошу обеспечить мне одиночную камеру у нас в городской тюрьме. Не желаю, знаете ли, загорать где-нибудь под ласковым солнышком Воркуты или Магадана. В своем-то, как говорится, городе и стены тюремные помогают. Ну а почему камера-одиночка – так это потому что я душой отдохнуть хочу, товарищ Красавченко. Я ведь за последний-то час, говоря по правде, столько, столько перестрадал! Не удивлюсь, если я от горя поседел уже весь, как собака, с головы и до… ну, да это неважно.
Какое, интересуетесь, второе мое условие? Категорически требую не допускать на свидания со мной мать этой самой липучей, словно лейкопластырь Любаши. Уверяю, что и мамаша ее – ну просто вылитый лейкопластырь, да к тому же еще и с кулаками. Так вот чтобы, короче, материнской и липучей ноги ее и близко к моей тюрьме не стояло! Ну а на этом кончаю и с нетерпением жду честно, добросовестно заслуженного мною ареста. До скорого свидания, дорогой вы мой товарищ майор. Да, и не забудьте, Христа ради, на встречу наручники!..
(Положил трубку).
Ну, что, Потап? Вот пугал я, пугал тебя недавно тюрьмою, ну а там-то, получается, порой куда лучше, чем тут, на воле. Что же касается до ближайшего будущего… То, как говаривал когда-то Ходжа Насреддин перед строительством очередной пятилетки: «Ну, за пять-то лет или ишак сдохнет, или эмир, или строительство, или сам Насреддин». Золотые слова, ей-ей – ты уж поверь, медведь, мне, лопоухому и бестолковому ишаку.
(Появилась ЛЮБА с пакетом).
ЛЮБА. А вот и сладенькое! Шоколад, зефир, блинчики с медом…
ИВАН. Превосходно. Хоть полакомлюсь, как следует перед тем, как…
ЛЮБА. Перед чем?
ИВАН. Перед… Нет, я тебе, Люб, об этом потом, попозже скажу.
ЛЮБА. Когда - потом?
ИВАН. Годиков через пять…
ЛЮБА. Все шутишь? А теперь, блинчик ты мой коровий, угадай, кто
же только что мне звонил?
ИВАН. Не имею понятия.
ЛЮБА. Моя славненькая, моя миленькая, хотя и слегка чугунненькая мамуля!
ИВАН (вздрогнул). Бр-р-р!
ЛЮБА. Никаких «бррр»! Ишь! Ты вот ругал ее, ругал почем зря, солнышко мое подколодное, а ее бац! – взяли, да и по службе только что, буквально где-то час назад резко повысили. И представляешь, кто она у меня теперь?
ИВАН. Кто?
ЛЮБА. Начальница городской нашей тюрьмы!!
З А Н А В Е С