Сергей БЕЛОВ

Ирина ШАМРОВА

 

Н А Д П И С Ь

(Рассказ)

 

В вестибюле школы пакостная чья-то ручонка нацарапала аккуратно:

«Директор – лох!» В настенном творчестве заподозрили Антона Загуляева.

- Драссс, - боязливо пробормотал вызванный в директорский кабинет

шестиклассник.

- Драсьте, драсьте, Достоевский вы наш! – передразнила его бывшая

учительница физкультуры Анна Семеновна Голоногова,  на днях назначенная на пост директора школы. И привычно, по-командирски одернула:

- А ну, как со старшими необходимо здороваться?

И, показывая, машинально вытянулась в струнку и гаркнула:

- Физкульт… то есть здравствуйте!

- Здравствуйте, - покорно вздохнул мальчишка.

- Здравствуйте, - передразнила его опять директор. – Ну а как мы при

этом головку держим? Где у нас плечики? А осанка? Да ну уж нет, Загуляев – с таким, как у тебя, кислым видом не со старшими обычно здороваются, а с жизнью прощаются!

И директор молодцевато прошлась по ковру перед Антоном.

- Ну так вот. Родители, понимаешь ли, Загуляев, дали тебе телесную

твою оболочку. – И, словно проверяя качество этой оболочки, пощупала его киселеобразные зачатки бицепсов. – Правда, не Бог весть, какую, да ладно… Как говорится, чем богаты… Ну а душу – душу в это неказистое твое тельце вложил сам Господь Бог. Да, ты в Бога-то у нас веришь? – неожиданно спросила она.

- Ну.

- Врешь! Верил бы – не карябал всякую чушь на стенках.

- Если вы про директора, то не я это писал, Анна Семеновна! –

взволновался Антон.

- То есть как это не ты? – опешила та. – Ну а если по правде?

- И по правде не я.

- А если эту… графологическую провести экспертизу?

- А хоть две.

- Та-ак… Ну и какой же тогда Лев, извиняюсь, Толстой это нашкрябал?

- Ермолаев Петька, - съябедничал Антон. – Это он, он,  поросенок, про

меня начеркал.

- А-ах, так вот оно что! Так это, выходит, вы у нас школьный директор-

то, господин Загуляев! – съязвила Анна Семеновна. – Извините великодушно, не знала!

И, как бы прося прощения,  поклонилась ему до пола.

- Да не… - смутился мальчишка. – Просто он меня постоянно паном

директором обзывает.

2.

- Разумеется, за огромный твой ум?

- Не… Отец у меня химчисткой заведует, а я ему иногда помогаю.

Вот Петька меня и дразнит.

Отпустив с миром невинного сына завхимчисткой, Голоногова

вызвала Ермолаева.

- А ну-ка, брат  Ермолаев, отвечай на счет раз-два-три – не ты ли

хилою своею ручонкой намалевал надпись нехорошую в вестибюле?

«Брат Ермолаев», зажмурясь, отчаянно замотал головой с

рыжими и длинными патлами, смахивающими на уши у пуделя:

- Н-н-не-а, не я!

- А кто же?

Ермолаев долго и нудно юлил, вертелся, как акробат на

сковородке, а потом все же сознался, что – да, это он-таки написал про одноклассника Загуляева. Однако исключительно с поэтической целью.

- Ах, вот оно как! С поэтической! – ехидно заметила Голоногова. –

А я-то грешным делом подумала, что ты у нас всего-навсего Достоевский. Ну а ты, братец, бери выше – ого-го! Сам Сергей Александрович Пушкин! То есть Александр Сергеевич Есенин… Впрочем, это неважно, - чувствуя, что запуталась, сказала она. – Ну и с какой, любопытно, это такой «высокопоэтической» целью ты вывел прегадкое слово «лох»?

- Вы не так поняли! – отчаянно стал защищаться Ермолаев. – Ведь

лох означает не плохой человек, а – деревце с острыми зелеными листьями и красными, съедобными ягодами!

- Что ты говоришь! – иронически восхитилась директор. – Никак и

впрямь за лоха меня держишь?

- Вот ей-ей! Так у Ожегова в словаре и написано!

- У Ожегова? – озадачилась Голоногова.

- Ну! Он в школьной библиотеке лежит. Там и узнал я про лоха.

- Ну хорошо, ступай, - задумчиво сказала Анна Семеновна. И

спустилась в библиотеку. И что же? Ермолаев оказался прав. Ну а на той же странице на вложенном листочке бумаги уже знакомым директору почерком было написано: «Лох ты мой опавший, лох заледенелый! Что стоишь, качаясь, под метелью белой?»

- Ну и ну-у! Вот те и лох! – поразилась директор. – Н-да-а, вот уж

действительно – век живи, век тренируйся… то есть учись.

И захлопнула с треском книгу.